Прюитт оторвался от своих мечтаний и сел на лошадь. Шесть человек, которыми он командовал, небрежно поднялись. Они собрали под дощатой верандой свое снаряжение, взяли револьверы, ружья и кожаные ремни в полтора метра длиной, на случай если рукоятка окажется короткой. Их губы растрескались от ветра. Прюитт разместил своих людей так, чтобы занять все углы.
В это время Поттс, взглянув на свои часы — старую стальную луковицу, — вернулся к развалюхе. С сигарой в зубах он наблюдал за Прюиттом.
Подъехали три повозки. Стражники опустили борта. Командовавший ими офицер лениво приветствовал Поттса. У него была двухдневная щетина. На потемневшей от пота форменной рубашке не хватало пуговицы. Он подошел к Прюитту.
Заключенные с трудом слезли с повозок и выстроились в ряд перед домом. Они были истощены, голодны, неповоротливы, каждое движение причиняло им боль. Были среди них искалеченные, увечные и явно больные. Прюитт шел вдоль цепочки людей, следуя за офицером, и выбирал тех, кто казался еще годным для работы. Он не трогал только калек и живых мертвецов. Ударами сапога или хлыста он определял чувствительность заключенных и состояние их духа. Заметив в глазах одного из них лютую ненависть, Прюитт резко ткнул его в живот рукояткой хлыста.
Каторжник с ревом согнулся пополам. Он вырвал хлыст из рук Прюитта и сильно ударил его в пах. Прюитт страшно завыл и рухнул на колени. Заключенный бросился бежать. Офицер, командовавший стражей, раздраженно прищелкнул языком и поскреб небритую щеку.
Стражник, стоявший перед одной из повозок, вскинул заряженную двустволку. Расправив плечи, он стал медленно поворачиваться на каблуках, наводя ружье на беглеца точно по траектории его движения. Наконец он спустил по очереди оба курка. Грохнули выстрелы, из ружья вылетела крупная дробь. На небольшом расстоянии, метров в двадцать, она всегда достигала цели. Корчась от боли, Прюитт поднял голову. Однако страдальческое выражение моментально исчезло с его лица, как только он увидел, что выстрелы достали беглеца и он упал вперед, раздробив себе челюсть. Прюитта позабавило, что тот пытался еще ползти, идиот. От бедра до пояса тело его было разворочено, хлестала кровь. Два стражника схватили раненого за ноги и затем, протащив его по земле, бросили в повозку.
Прюитт с трудом поднялся. Довольная ухмылка вновь сменилась страдальческой гримасой — очень болел живот. Грин — так звали одного из заключенных — поднял из пыли хлыст и протянул его надсмотрщику. И хотя лицо Грина было в следах жестоких побоев, сжатые губы и непроницаемый взгляд свидетельствовали о твердом характере. Прюитта раздражало спокойствие Грина (правда, тогда он не знал его имени). Он вырвал хлыст из его рук. Ремень хлыста обжег ладони Грина, но он не подал вида. Прюитт, не обратив на это внимания, продолжил свой обход. Он шел, слегка раскорячившись.