Улыбка Поттса перешла в конвульсивный смех. Шестидесятилетний человек стонал и трясся. Он даже слегка поперхнулся. Грин оставался невозмутимым. Поттс наконец перестал смеяться.
— Ты ненормальный.
— У меня есть золото.
— А я — незаконный сын Авраама Линкольна. Слушай, парень…
— Вы помните ограбление Фловердаля? — живо прервал его Грин.
Поттс посмотрел на него с подозрением:
— Ты был в том деле? Как, ты сказал, тебя зовут?
— Грин.
Поттс перелистал кипу официальных бумаг, громоздившихся на столе и на полу. Он не нашел того, что искал, и отбросил бумаги.
— Черт побери, в конце концов! — выругался он. — Я же говорил Прюитту, чтобы мне поступали все дела в порядке, но…
— Я забрал около трех тысяч долларов, — вмешался Грин.
— Ах, вот как? — сказал Поттс, продолжая листать бумаги.
— Когда я говорю — около трех тысяч, — настаивал Грин, — это значит, так оно и есть.
Поттс с раздражением отбросил дела. Сунув сигару в желтые зубы, он перегнулся через стол к Грину:
— Ты зря пришел мне все это рассказывать. Потому как, я думаю, ты врешь.
Грин не смутился.
— У меня есть золото, — подтвердил он. — Надо быть идиотом, чтобы пытаться вас надуть.
— Ты воображаешь, что можешь внушать мне доверие? — задумчиво спросил Поттс.
— В такой же мере, в какой внушаете вы мне, — сказал Грин.
Хозяин и каторжник долго смотрели друг на друга. У Поттса созрел план наказать его.
Итак, Грина приковали к позорному столбу, который быстро и ловко соорудили. Голова его была зажата в деревянной раме, а кисти рук (причем сами руки оставались неподвижными) растянуты самым мучительным образом. Пот струился по его глазам, вокруг кружились насекомые. Он совершенно не мог двигаться. Солнце жгло ему глаза, и он сильно сжал веки.
Прямо под боком у Грина два каторжника водружали позорные столбы для тех, кто надумает бедокурить.
Поодаль арестанты ставили палатки. Стражники били хлыстом по спинам тех, кто плохо пошевеливался.
Вторая ночь на плантации. Грин все еще был подвешен за голову и за руки на деревянной раме. Покрытое пылью, его лицо с пересохшими губами приобрело в полутьме белый оттенок, эту маску пересекали струйки пота. Спутанные волосы слиплись от грязи и висели темными прядями.
Прюитт верхом на лошади подъехал к наказанному и наклонился к нему. От волнения у него подрагивал уголок тонкого рта. Тяжело дыша, он тихо спросил:
— У тебя на самом деле есть золото?
— Я тебе уже сказал, — пробормотал Грин.
— Поттс в это не верит.
— Ты приехал, чтобы мне об этом сообщить? — спросил Грин.
Прюитт колебался. Он огляделся, потом чуть пришпорил лошадь и совсем приблизился к Грину: