Защитники проекта не полемизировали с князем по существу дела, а уцепились за эту неудачную "свору".
Слово это проходило во всех последующих выступлениях и перекатывалось по галереям сейма. "Князь-подскаобий оскорбляет мелкую шляхту!" - с возмущением восклицали с депутатских скамей, а галерея вторила речам депутатов аплодисментами, свистом и оглушительным гамом.
Деловую защиту проекта взял на себя сам автор. Но что значило скромное, деловитое выступление князя Станислава по сравнению с великолепным театральным представлением, которое устроил перед палатой и галереей Браницкий! К братьям шляхтичам обращался простак-магнат, режущий правду-матку, равный говорил с равными. В польском костюме, левая рука на эфесе сабли, лихо подбоченившись правой, гетман метал громы, взывая к братьям шляхтичам. "Я взываю к польскому духу. Эта кавалерия из нас самих состоять будет.
Как одни из нас не пожалеют денег на войско, так и другие не пожалеют крови своей... По опыту своему знаю, понеже бывал в воинских кампаниях: одно дело, когда у тебя солдат, по тактике выученный, хоть и бывалый он на войне человек, а половина боевого духа в нем уже побита, и только палкой можно гнать его вперед.
А в народной кавалерии довольно, чтобы брат брату крикнул: "Давай, пан Павел! Навались, пан Михал!" - и все разом в огонь пойдут!,."
Против подобных аргументов шляхетская палата была бессильна. Речь князя-подскарбия была справедливой и прогрессивной, но верх взял демагог и реакционер Браницкий. Князь проиграл по всем статьям. Пострадал не только вопрос о народной кавалерии, но и он сам лично.
Смертельный враг Понятовских постарался, чтобы шляхта вспомнила о нанесенной ей обиде. Гордого претендента на корону вынудили к постыдной самокритике. Перед сеймом и галеркой он вынужден был объяснить, что, произнося "свора", имел в виду "не шляхту", которую уважает, а "прислужников низкого сословия". Но и это не помогло. Роковая "свора" прилипла к князю надолго.
До сих пор шляхта его просто не любила. Теперь за одно это слово его повсеместно возненавидели. Больше, чем короля, который довел страну до раздела, больше, чем примаса, которого считали символом всяческих несправедливостей.
Ничем уже не сдерживаемая шляхетская ненависть вылилась в площадной сатире:
Пусть хоть черти с... в кашу - Не позорь ты шляхту нашу, Преть Телок и важен с виду - Не дадим себя в обиду.
Кастелян Езерскпй только осмеял князя Станислава.
Браницкий был человеком того же склада, что Езерскин, но куда сильнее. Его удар навсегда выбивал из игры.