— Ну?! — вновь вскинулась Мередит. — Как ты мог спать с этой… этой женщиной?
— Я был приглашен на вечеринку в ее дом. И никогда не спал с ней.
— И я должна верить в это?
— Очевидно, нет.
— Это не важно, — выдохнула Мередит, мысленно ругая себя за дурацкую несдержанность. — , Мэтт, пожалуйста, — попросила она в последний раз, пытаясь заставить его забыть о безумном плане, — я люблю другого.
— Но забыла об этом в воскресенье, когда мы с тобой были в постели…
— Перестань говорить об этом! Я люблю Паркера Рейнолдса, клянусь! И любила его едва ли не с самого детства! Задолго до того, как появился ты!
Мэтт хотел было отмахнуться от этой тирады, словно от чего-то совершенно невероятного, но тут Мередит добавила:
— Только он обручился с другой девушкой, и я перестала надеяться.
Слова Мередит ранили слишком глубоко, и Мэтт, вскочив с кресла, резко бросил:
— Ты слышала мое предложение, Мередит, принять его или не принять — дело твое.
Мередит удивленно уставилась на него, сознавая, что Мэтт внезапно снова стал равнодушным и отчужденным. Он не шутит, не притворяется — спор закончен. Стюарт, тоже поняв это, уже шагнул к офису Мэтта, натягивая на ходу пальто, но остановился в дверях, поджидая Мередит. Подчеркнуто повернувшись к Мэтту спиной, Мередит подошла к столу за сумочкой, испытывая мстительное удовольствие при мысли о том, что позволяет ему считать, будто отвергает его предложение. На самом же деле она была охвачена паническим ужасом. Стараясь не выдавать, как испугана, Мередит взяла со стола сумочку, чувствуя, как взгляд Мэтта сверлит спину, и с деланным спокойствием направилась к дивану, где лежало манто.
Позади раздался ледяной, зловещий голос:
— И каков твой ответ, Мередит?
Но Мередит лишь плотнее сжала губы и попыталась сглотнуть застрявший в горле ком. Как заставить Мэтта понять, тронуть его сердце? Бесполезно. У него нет сердца. Страсть — все, на что он способен, страсть, самолюбие и месть — вот что он носит в душе.
Она взяла манто, перекинула его через руку и, так и оставив Мэтта стоять в одиночестве, не оглянувшись, шагнула к Стюарту.
— Пойдем, — попросила она. Пусть Мэтью Фаррел хотя бы минуты две думает, что она швырнула его ультиматум ему же в лицо…. Она не осмеливалась признаться самой себе, как надеется, вопреки всему, что он окликнет ее, признается, что блефовал, и никогда не поступит подобным образом ни с ней, ни с отцом.
Но в зале стояла тишина. Ничем не прерываемая тишина.
Секретарь Мэтта, очевидно, уже отправилась домой, и когда Стюарт закрыл смежную дверь, Мередит остановилась и с трудом выдавила: