— Все думали, что Рейчел — весьма посредственная актриса. Как же они заблуждались! Это была просто гениальная актриса, правда, не на сцене, а в жизни. По-моему, никто так и не понял, что скрывалось за ее безмятежной улыбкой. Все считали ее элегантной, изысканной и очень спокойной женщиной с безупречными манерами. Ничего подобного! Если хочешь знать мое мнение, то она была самой настоящей уличной кошкой.
— Ты хочешь сказать, такой же блудливой?
— И это тоже, но я имела в виду нечто другое. — Эмили нагнулась и подняла полотенце, которое Ричард оставил рядом с бортиком бассейна. Аккуратно свернув его, она снова заговорила, тщательно подбирая слова; — Ты, наверное, не раз обращал внимание, как ведут себя бродячие кошки. Они осторожно крадутся, стараясь поменьше попадаться на глаза, рыскают по помойкам и живут за счет людей, выбросивших объедки, а те об этом даже не подозревают. Вот и Рейчел Эванс была точно такой же.
— Очень образно, — поддразнил Ричард, — но боюсь, что по-прежнему непонятно.
Откинувшись на спинку шезлонга, Эмили попыталась объяснить, что она имела в виду, на более конкретных примерах.
— Если Рейчел знала, что какой-то человек чего-то очень хочет — будь то роль, любовник, платье или украшение, — она делала все от нее зависящее, чтобы помешать ему заполучить желаемое. Так было, например, с Дианой Коупленд, которая любила Зака — по-настоящему любила. Но она настолько тщательно скрывала это, что я оказалась, наверное, единственным человеком, который узнал ее секрет, да и то случайно.
Эмили надолго замолчала, и Дик, так и не дождавшись продолжения, сказал:
— Я никогда не спрашивал тебя о Бенедикте и о суде, потому что видел, что эта тема тебе неприятна, но теперь, раз уж ты сама заговорила, то не буду скрывать, что мне очень интересно узнать кое-какие подробности, которые не попали в газеты. Например, никто не писал о том, что Диана Коупленд влюблена в Бенедикта.
— Действительно, я никогда не говорила об этом. Просто в свое время я дала себе слово никогда и ни с кем не говорить на эту тему. Ведь даже мужчинам, с которыми я встречалась, я не могла рассказать всю правду, не будучи уверена в том, что мои слова в искаженном виде не попадут в газеты. Но теперь, — улыбнулась Эмили, — я, наверное, могу сделать исключение. Кому же и доверять, как не родному мужу?
Она снова задумалась, но на этот раз ненадолго, и начала свой рассказ:
— О том, как Диана относится к Заку, я узнала через несколько месяцев после суда, когда Зак уже сидел в тюрьме. Я написала ему одно письмо, но оно вернулось нераспечатанным, с пометкой «Вернуть отправителю», сделанной рукой Зака. А через пару дней после этого ко мне приехала Диана. Она попросила меня отправить Заку ее письмо, но в конверте, надписанном моей рукой. Оказалось, что ее письмо тоже вернулось нераспечатанным и с точно такой же пометкой. Я объяснила, что ничем не могу ей помочь и что, насколько мне известно, то же самое произошло с письмами Харрисона Форда и Пата Свейзи. А потом Диана разрыдалась.