Глава 19. Самая большая гробница мира
Человек с окровавленными лоскутьями рубашки, намотанными на обрубок правой руки, осторожно продвигался по иссеченному глубокими трещинами коридору. Он боялся, что упадет и обрубок начнет кровоточить, много часов из него капала кровь, пока наконец не свернулась. Он ослаб, в голове у него мутилось, но он заставлял себя идти, потому что хотел увидеть все сам. Сердце колотилось, в ушах стоял шум крови. Но что больше всего отвлекало его внимание, так это зуд между большим и указательным пальцами правой руки, которой уже не было. Зуд в руке, которой нет, сводил его с ума.
Рядом с ним следовал одноглазый горбун, а перед ним, с фонарем, разведывая дорогу, шел мальчик в разбитых очках. В левой руке мальчик сжимал мясной топорик, острие которого было испачкано в крови полковника Джимбо Маклина.
Роланд Кронингер остановился, луч фонарика прошивал смутный воздух перед ним.
– Это тут,– сказал “Медвежонок”. – Вот тут, Видите? Я говорил вам, правда? Я говорил вам!
Маклин прошел несколько шагов вперед и взял фонарик у Роланда. Он пошарил им по преграде из валунов и плит, которые совершенно перекрыли коридор впереди них, отыскивая трещину, слабое место, дырку, куда можно бы вставить рычаг, что угодно. Но и крысе не проскочить бы внутрь.
– Господь нам поможет,– спокойно сказал Маклин.
– Я же говорил! Видите? Разве я не говорил вам? – бормотал “Медвежонок”.
Обнаруженная преграда отняла у него остатки воли, которые еще двигали им.
За этой каменной преградой находился склад с неприкосновенным запасом пищи и воды и помещение с оборудованием. Они были отрезаны от всего фонарей и батареек, туалетной бумаги, сигнальных ракет, от всего.
– Нас нае…ли,– хихикнул “Медвежонок”. – Как нас нае…ли!
Пыль оседала в луче фонарика. Маклин посветил вверх и увидел рваные щели, раздирающие потолок. Значительная часть коридора могла еще обрушиться. Кабели и провода оборвались, а стальные опорные балки, предназначением которых было сохранить Земляной Дом при ядерном нападении, были начисто срезаны. “Медвежонок” смеялся вперемешку со всхлипами, и поскольку Маклин осознал всю глубину катастрофы, он больше не мог вынести свидетельства человеческой слабости; он оскалился, лицо его перекосило от злобы, и повернувшись, ударил “Медвежонка” по лицу зудящей правой рукой.
Но правой руки у него не было, и он отдернул руку назад. Боль была оглушающая и страшная, и сквозь тряпки закапала кровь.
Маклин убаюкивал свою искалеченную руку на груди, плотно зажмурив глаза. Он чувствовал себя отвратительно, вот–вот его вырвет или он обосрется. Дисциплина и контроль! – думал он. Возьми себя в руки, солдат! Возьми себя в руки, мать твою!..