– Мой… у меня «Фольксваген» светло-зеленый,– сказал Кэлвин, у которого сдавило горло.– Я… мне вмазали по крылу на стоянке у «Клуба Зум».
– В самом деле? Я бы посоветовал тебе начать укладывать вещички, мальчик мой. В это время года в Мексике должно быть очень славно. Теперь, если ты меня извинишь, мне нужно заняться другими делами. Счастливого пути…
– Погодите! Мистер Марко! Пожалуйста!
– Да? – Теперь голос был холодным и твердым, как глетчер.
– Выходит, работу я запорол? Ну и что? Всякому может выдаться худая ночка, мистер Марко. Я же взял коробку! Можно сделать так: я приношу ее вам, получаю свои три штуки, а потом уж подхватываю свою девчонку и двигаю в Мексику, чтобы… Что такое?
Мистер Марко опять разразился холодным, начисто лишенным веселья кудахчущим смехом, от которого вверх по позвоночнику Кэлвина неизменно пробегал озноб. Кэлвину представил себе мистера Марко, сидящего в черном кожаном кресле с подлокотниками, вырезанными в форме оскаленных львиных морд. Широкое лунообразное лицо, должно быть, ничего не выражает, тусклые страшные глаза черны, точно отверстия в стволах двустволки, рот чуть скошен на сторону, губы красные, как ломти сырой печенки.
– Боюсь, ты не понимаешь, Кэлвин,– наконец сказал он.– Я ничего тебе не должен. Похоже, ты увел не тот гримировальный набор…
– Что? – хрипло выговорил Кэлвин.
– Все это есть в «Таймс», голубчик. Ну-ну, не вини себя. Я тебя не виню. Какой-то безнадежный кретин из музейных напутал, и набор грима Джин Харлоу поменяли местами с одним из наборов Комнаты Ужасов. Ее набор – черного дерева, со вшитыми в красную шелковую подкладку бриллиантами, предположительно символизирующими ее романы. Тот, что ты взял, принадлежал Орлону Кронстину – актеру, снимавшемся в фильмах ужасов. Благодаря своему гриму, маскам чудовищ, он был очень известен в конце тридцатых и в сороковые годы. Его убили… лет десять-одиннадцать назад в венгерском замке, который он заново отстроил на голливудских холмах. Бедняга: помнится, его обезглавленное тело нашли болтавшимся на люстре. Ну, так. Ошибки – дело житейское, верно? А теперь, если ты меня извинишь…
– Прошу вас! – сказал Кэлвин, чуть не задохнувшись от бешенства и отчаяния.– Может… может, вы сумеете продать коробку с гримом этого парня, что снимался в ужасах?
– Возможно. Кой-какие из его лучших фильмов – «Восставший Дракула», «Месть волка», «Лондонские крики» – все еще нет-нет да и откапывают для поздних ночных телепрограмм. Но на поиски коллекционера потребуется время, Кэлвин, а эта коробка действительно сильно паленый товар. Ты погорел, Кэлвин, и я подозреваю, что очень скоро тебе предстоит остывать в тюрьме Чайно…