Озорство (Макбейн) - страница 115

Мейер был уверен, что Гарольд Лафтон простит ему посещение 16-го участка в ту субботу, сразу же по уходе из его приюта. А там, оказавшись в такой же привычной обстановке, как в своем родном 87-м, и не теряя драгоценного времени, Мейер попросил дежурного сержанта просмотреть журнал происшествий за последние несколько месяцев. Чем черт не шутит, мало ли что бывает. Возможно, в Храмовом ООПе не такая уж тишь да гладь и божья благодать, как утверждал возмущенный мистер Лафтон.

И вот!

Оказалось, что в январе — дальше добрый сержант не пожелал заглядывать — полицейских вызывали в приют целых восемь раз. Три раза — для расследования происшествий, связанных с насилием, пять раз — для расследования чрезвычайных происшествий, повлекших за собой госпитализацию пострадавших от укусов крыс и/или передозировки лекарств.

В феврале число вызывов полицейских в приют заметно возросло. Их вызывали 12 раз. Почти всегда глухой ночью, и набор происшествий был за очень редким исключением тот же самый, что в январе.

В марте полицейские, патрулировавшие на радиофицированной машине в районе, где находится приют, нанесли туда всего лишь семь визитов, но зато им пришлось расследовать убийство, случившееся в мужской уборной.

Короче, Храмовый ООП ничем не отличался от других городских богаделен, и Гарольд Лафтон был подонком. Мейер сразу же позвонил Коттону Хейзу и порекомендовал ему не бриться в течение выходных дней. И вот сегодня, во вторник, в половине второго ночи высокий рыжеволосый мужчина, с трехдневной щетиной на лице и грязными руками, одетый в старую-престарую коричневую куртку и синие джинсы с бахромой, вошел в приют и направился прямо в регистратуру. За плечами у него был вещевой мешок, в котором, как видно, хранились все его пожитки. От него так несло перегаром, что, когда он сообщил регистратору свое имя — Джерри Хадсон — и попросился переночевать, тот чуть не потерял сознание.

Хейз расписался в журнале прибытия под своим именем, взял вначале ключ от шкафчика и только потом регистрационную карточку с указанным на ней номером 104.

— Счастливый номер, — ухмыльнулся Хейз, обнажив при этом зелено-желто-коричневые зубы и снова дохнул на регистратора перегаром.

Ему сказали, что 104 — номер его койки, он найдет ее по картонке с этим номером, висящей на спинке, и Хейз направился через манеж в кладовую. Там ему выдали подушку, одеяло и набор туалетных принадлежностей. Как было указано на синем целлофановом кульке, в котором содержались эти принадлежности, они были пожертвованы приюту объединением продуктовых магазинов Галлигана. Шатающейся походкой мертвецки пьяного человека он медленно пересек огромную комнату и подошел к стоявшим вдоль стены расхлябанным шкафчикам, окрашенным зеленой краской. К груди он прижимал одеяло и подушку, вещевой мешок съехал с его спины, на правом запястье болтался кулек с туалетными принадлежностями. Кругом храпели, стонали, охали, бормотали сквозь сон что-то нечленораздельное сотни спящих мужчин. Все эти звуки смешивались с голосами постояльцев, которые не спали и громко разговаривали с приятелями или с самими собой. Люди, пытавшиеся уснуть, ворчали и что-то шептали, выражая таким образом свое недовольство царившим в комнате гулом. По номеру на ключе Хейз нашел шкафчик, отпер дверцу, запихнул в него вещевой мешок, запер дверцу и повесил ключ на правое запястье. Пять минут спустя нашел койку номер 104, бросил одеяло в ноги постели, подушку в изголовье, тяжело уселся на край. Он собрался было лечь, как вдруг услышал голос: