— Но в то время была вашей подружкой.
— Да.
— В то время она жила по адресу 7914, Харрисон-стрит?
— Вроде бы это ее адрес...
— Мистер Ассанти, — мягко произнес Лоуэлл, — не могли бы вы точно вспомнить...
— Возражаю.
Это произнес адвокат Харольд Эддисон, белый мужчина шестидесяти с небольшим лет, бородатый и с большим животом Санта-Клауса. Он был к тому же краснощеким, с живыми глазами и производил впечатление мягкого, доброго дедушки, которому даже слово «возражаю» произносить неловко. Но когда дело касалось юридического процесса...
— Итак, мистер Эддисон?
— Он ответил на вопрос, Ваша Честь.
— Я так не думаю. Пожалуйста, повторите вопрос.
— В то время она жила по адресу 7914, Харрисон-стрит?
— Вы имеете в виду Френки?
— Вы так звали ее?
— Френки, да. Ее все так называли.
— И она жила по этому адресу?
— Да, именно там она жила, — ответил Ассанти.
Из третьего ряда справа, где он сидел вместе с матерью и сестрой, Карелла разглядел улыбку Эддисона, затерявшуюся в бороде Санта-Клауса. Он улыбался так победно, как будто выиграл битву. Карелла никак не мог понять причину этой радости. А судья Руди Ди Паско вздохнул, давая понять, как ему неприятно то, что делал «дедушка» Эддисон. Чтобы приковать внимание присяжных, Лоуэлл повторил вопрос:
— Итак, семнадцатого июля прошлого года Дорис Франчески жила по адресу 7914, Харрисон-стрит, в Риверхеде. Не так ли?
— Да, она проживала там, — ответил Ассанти.
— Спасибо. Теперь скажите мне, мистер Ассанти, этим вечером после фильма вы провожали мисс Франчески домой по адресу 7914, Харрисон-стрит?
— Я ее провожал.
— Вы не вспомните, в какое время это происходило?
— Это было после кинофильма.
— Да, но в какое время это происходило? Не могли бы вы вспомнить, когда кончился фильм?
— Это было около восьми тридцати. Около этого.
— Вы пошли прямо после фильма к дому мисс Франчески?
— Да.
— Когда вы подошли к дому?
— Я не помню.
— Хорошо, но разве кинотеатр не отделяет всего десять домов?..
— Ваша Честь...
Это опять Санта-Клаус. Снова вскочил. Голова склонилась вбок так, как будто он только что выскочил из дымохода и извиняется за то, что наследил на ковре.
— Да, мистер Эддисон? — произнес Ди Паско.
— Я не люблю прерывать нормальный ход опроса, — сказал Эддисон. — Ваша Честь, когда свидетель говорит, что не помнит чего-либо, то это безусловно можно считать прямым ответом на прямо поставленный вопрос. «Я не помню...» Для меня здесь нет оснований для переспрашивания... на каком бы языке этот ответ ни прозвучал. И если свидетель утверждает, что не помнит чего-нибудь, то это полновесный ответ, и, по моим представлениям, этот ответ не является преступлением в нашем независимом штате.