Белье у нее было прямо с рекламной полосы «Пентхауза». Учительница исчезла вместе со смятым платьем на ковре, а суровый полицейский в мгновение ока превратился в богиню секса из порнографического журнала. Высокую грудь облегал бюстгальтер из тончайшего нежно-голубого цвета шелка; под ним угадывались уже затвердевшие соски. У ложбинки между грудями обрывались, словно в поисках убежища, золотая цепочка и кулон. Прозрачные трусики были подвязаны к поясу из той же нежно-голубой ткани, плотно прилегающей к мускулистым бедрам; в промежности угадывался бугорок, оттененный треугольником черных лобковых волос. Скинув защитную оболочку в виде синего платья, она неожиданно оказалась совсем не такой худощавой, как выглядела; округлые бедра, женственные ноги красивой формы, выгодно подчеркнутые голубыми нейлоновыми чулками, спускавшимися к лодыжкам и терявшимися где-то внизу в туфлях на высоком каблуке из первоклассной кожи.
Из-под трусиков небрежно выбивались черные волоски.
Тут-то у него и произошла мощная эрекция. Взгляд ее скользнул вниз, отметил взбунтовавшуюся под брюками плоть.
Он потянулся к ней, то ли вдыхая, то ли просто воображая острый запах мускуса.
— Не надо.
Он остановился.
У него вдруг возникло ужасное ощущение, что все получится так, как тогда в Лос-Анджелесе, куда он доставил одного вооруженного грабителя и двадцатитрехлетняя телевизионная старлетка исполнила перед ним полный сеанс стриптиза, а потом выставила вон, запечатлев на щеке беглый поцелуй. «Эта седая прядь у тебя, право, очень симпатична, милый», — сказала она, закрывая дверь. Правда, перед этим он недурно провел время в обществе грабителя на борту самолета; этот парень, даже и в наручниках, сохранил удивительное чувство юмора.
— А теперь ты, — прошептала Энни.
Она помогла ему снять пиджак, развязала галстук и вытащила его, словно плетку, из-под воротника. Расстегнула верхнюю пуговицу на рубахе. За ней последовали все остальные. Поцеловала в грудь и вытащила низ рубахи из-под брюк. Расстегнула рукава. Помогла снять рубаху и швырнула ее куда-то в угол комнаты, где она приземлилась рядом с синим платьем. Стащила подтяжки, расстегнула верхнюю пуговицу на брюках и потянула за молнию.
Пять минут спустя они были в постели.
Хейз был совсем голым. На Энни остались цепочка и кулон. Надо будет как-нибудь спросить, почему она не сняла их. Но пока ему достаточно того, что он прижимается к другому человеческому существу и на всю оставшуюся ночь у него не будет других забот, кроме как любить ее. Оказалось, она кричит, и это немного смутило его. Последний раз с ним кричала одна стенографистка из суда, которая, между прочим, тоже носила очки. Она и в постель забралась в очках. И при каждом очередном оргазме кричала так, что мертвые могли бы проснуться. И Энни кричала почти так же громко и с такой же регулярностью. Но беспокоиться не надо, ведь она ему сказала, что все в доме знают, что она служит в полиции. А он совсем забыл про это.