— В пятом, — коротко ответил Данзас и, достав брегет, долго глядел на его затейливый циферблат.
Пушкин через плечо Данзаса тоже посмотрел на часовые стрелки и поспешно встал.
— Так нам пора ехать, Константин Карлыч, — проговорил он и постучал по краю стакана надетым на большой палец перстнем-амулетом.
Расплатившись, они вышли из кондитерской.
Поджидавший Данзаса извозчик откинул запорошенную снегом меховую полсть. Пушкин вскочил в сани вслед за Данзасом. Ноги обоих уперлись в ящик с пистолетами.
— Куда прикажете? — берясь за вожжи, спросил извозчик.
— Поезжай через Троицкий мост, — ответил Данзас.
— Уж не в Петропавловскую ли крепость ты меня везешь? — пошутил Пушкин.
— С превеликою охотой изменил бы маршрут даже в этом направлении, — с печальной серьезностью ответил Данзас.
— Экой жестокосердный, — искоса взглянув на него, улыбнулся Пушкин. И оба замолчали.
Как ни нахлобучивал Пушкин свою шляпу, его то и дело узнавали и окликали знакомые. При выезде на Дворцовую набережную повстречавшийся конногвардейский офицер Головин, отдав поэту честь, весело крикнул вдогонку:
— Опоздали, Александр Сергеич!
— Куда опоздал? — вырвалось у Пушкина.
И он приказал извозчику остановиться.
— Да ведь вы, наверно, на катанье с гор спешите, — улыбаясь, ответил Головин, — а там уже почти все разъехались.
— Экая жалость! — с облегчением произнес Пушкин, дотрагиваясь пальцами до края шляпы. — Ну, пошел, голубчик, пошел живее, — заторопил он извозчика.
Тот хлестнул лошадь, но не проехали они и десятка сажен, как из встречного нарядного экипажа зазвенел молодой женский голос:
— Мсье Пушкин, вы за Натали, наверно? А она уже уехала с катанья вместе с мадемуазель Гончаровой.
Пушкин с досадой поднял глаза на молоденькую графиню Воронцову-Дашкову, потом перевел взгляд на сидящую у нее на коленях японскую собачку с мордочкой полусовы, полумартышки и холодно ответил:
— Благодарю вас, графиня. — И, обернувшись к Данзасу, проговорил: — Скорей бы избавиться от этих ненужных встреч. |
Данзас сохранял хмурое молчание, хотя и знал, что оно тяготит Пушкина. Но он не умел найти слов, которые не казались бы ему ничтожными в эти грозные минуты.
А Пушкин явно старался развлечь его.
— Знаешь, Константин Карлыч, — говорил он, — этот повстречавшийся нам Головин удивительно схож с поручиком Зубовым, с которым я дрался на дуэли в бытность мою в Кишиневе. Кабы не Инзов, плохо бы кончилась для меня эта история. Кто-то донес о ней в Петербург, и Инзов пенял мне, что со мной одним ему куда больше забот, чем со всеми южно-поселенцами.