— Так, по-вашему, придется ехать?
— Неминуемо, Александр Сергеич, — категорически подтвердил Казначеев.
— Добро же, — протянул Пушкин.
И, схватив шляпу, бросился вон.
— Экой шумной, — сокрушенно покачал головой ему вслед инвалид-чиновник.
Пушкин стремительно шел к отелю француза Рено, где занимал небольшой номер.
На перекрестке улиц Ришелье и Дерибаса поэт остановился и посмотрел на балкон своего номера. Холщовые занавеси на нем были приподняты, и подле кадки с запыленным фикусом виднелась женская фигура в длинной мантилье.
После мгновенного раздумья Пушкин махнул рукой и зашагал дальше.
— Свезу к морю, ваша благородия? — предложил ему знакомый извозчик-молдаванин.
Пушкин легко вскочил в рессорный фаэтон.
— Пошел быстрей, Романыч!
— Куда завсегда? — спросил Романыч, взмахивая кнутом.
Фаэтон заколыхался по накатанной дороге, поднимая клубы тяжелой пыли. Коляска уже скрылась из виду, а пыль, как густой серый туман, еще долго висела вдоль дороги.
Вот и пустынный берег.
Спрыгнув на ходу, Пушкин бросил извозчику обычное «подождешь» и стал спускаться к морю с крутого склона. Мелкие камешки и ракушки шуршали под его ногами и струйками катились вниз.
Он подошел к самой воде, снял шляпу и, постояв неподвижно несколько минут, стал перепрыгивать все дальше и дальше от берега по поднимавшимся над водой камням.
Чтобы не упасть с их скользкой, вылощенной волнами и поросшей водорослями поверхности, он балансировал руками и движениями всего своего гибкого тела.
На высоком, похожем, на гигантскую львиную голову, выступе подводной скалы поэт остановился. Соленый ветер обдавал его лицо мириадами водяных пылинок.
Сбросив плащ, Пушкин прилег на него, подперев голову рукой.
Волны катились мимо скалы ровными грядами, задевая ее пенными гребнями. А вокруг, куда только мог достигнуть взор, расстилалась бескрайняя синева моря. Солнце растворялось в ней золотыми змейками, обручами, звездами. И все это кружилось и качалось на волнах, ослепляя своим мелькающим блеском.
Пушкин восторженно созерцал этот раскинувшийся перед ним зелено-сине-золотой простор.
Ветер теребил курчавые пряди его волос, волны захлестывали край его плаща.
«Какой, однако, нынче выпал тяжелый день, — думал поэт, не отрывая глаз от моря. — Вот уж истинно говорят: одна беда никогда не приходит…»
Кроме назревающей ссоры с Воронцовым, Пушкина с утра потрясла горестная весть. Зайдя, по обыкновению, рано в приморский трактир, чтобы выпить крепкого, по-молдавански сваренного кофе и послушать разноязычный говор моряков, прибывающих в одесский порт со всех концов мира, Пушкин вдруг услышал разговор за соседним столом: