Медведь легко влезает наверх, но не может скоро опускаться. Следовательно, я имел довольно времени приготовиться к его приему. Я сбегал вниз, зажег смоленую веревку и поднес ее к хвосту медведя, когда он спустился, что и имело желаемое действие. Его шерсть, пропитанная ворванью, вспыхнула в одну секунду, и он не успел еще ступить ногой на палубу, как уже был весь в огне. Я спрятался в люке, откуда и наблюдал все его движения. Первым делом медведь старался потушить огонь: он кинулся на палубу и стал валяться по ворвани, отчего пламя охватило его еще сильнее. От боли он ревел ужасным образом, и, наконец, бросился в море и исчез.
Освободившись таким образом от неприятеля, принялся я снова за стряпню. Корабль теперь свободно плавал по морю, воздух был тепл, тела начинали уже пахнуть, но я ничего не видел и не чувствовал: ел, спал, как и прежде, пока один непредвиденный случай не положил конец этой страсти к стряпне.
Однажды вечером я заметил, что кровать моя была в воде; в страхе соскочил я, чтобы узнать тому причину, и сам очутился по уши в воде. В то время, когда корабль подняло льдом, он получил течь. Страх утонуть так сильно потряс меня, что я сам кинулся в опасность, которой хотел избежать. Я выпрыгнул из окна каюты в море, а между тем, если бы я остался на корабле, то был бы в совершенной безопасности: мне не пришло тогда в голову, что корабль, нагруженный ворванью, утонуть не может. Но поправить ошибку было уже поздно: окоченев от ледяной воды, через несколько минут я пошел бы ко дну, если бы в это время не нанесло меня на бревно, несколько потолще обыкновенной мачты на боте. Я обхватил его обеими руками и очень изумился, когда заметил, что оно по временам рвалось из рук моих, как будто кто-нибудь еще держался за бревно и хотел меня принудить выпустить его, но совершенная темень не позволяла ничего рассмотреть. Я крепко держался, и меня носило до самого рассвета, и представьте мой ужас, когда я увидал почти перед своим носом огромную акулу. Я так испугался, что почти выпустил из рук бревно и ушел весь в воду. Каждое мгновение ожидал я быть перекушенным пополам и в ужасе закрыл глаза. Прошло несколько минут, которые показались для меня годами, и я был все еще жив. Я осмелился открыть глаза.
Акула была от меня на том же расстоянии, и когда я всмотрелся в нее внимательнее, то увидел, что бревно, за которое я держался, было проткнуто ей сквозь нос и служило вместо баланса. Акула эта принадлежала к породе, известной у моряков под именем слепой акулы. Теперь я ясно видел, что она была поймана и пущена, вероятно, для забавы. Бревно не позволяет ей опуститься в глубину, и это терзание напуганного чудовища доставляет матросам несказанное удовольствие.