Был кто-то. Терся какое-то время рядом. Исчез. Потом еще кто-то. Настырно лезли, требовали утех за свои подачки. Водили в ресторан, мяли, тискали, целовали. Скучные, однообразные, похожие друг на друга, как телеграфные столбы. Как-то в общежитии одинокая женщина-оператор с увядшим лицом и скучными глазами сказала ей низким прокуренным голосом: «Не повторяй моей ошибки. Я тоже делала ставку на удовольствия и, как видишь, проиграла. Заведи семью, поступай учиться, делай что-то полезное. Не трать попусту время…»
Откуда-то вынырнул директор клуба — Юрий Гаврилович — говорливый, веселый человечек. Восторженно осыпая комплиментами, целовал руки. Неудавшийся артист он старательно играл роль светского льва, щедрого покровителя. Вначале Лана решила: «Наконец-то!» Отдалась без колебаний. Он приторно, преувеличенно-пылко, как барышник лошадью восхищался ею, но она не замечала пошлости, фальши: «Ты прекрасна! Божественна! Какие у тебя ангельские глаза. Какая царственная осанка! А эти плечи, руки!»
Она пошутила (с намеком): «За красоту надо платить!» Он радостно воскликнул: «О, да! Конечно! Я готов на все. Мы поженимся. Я осыплю тебя подарками, ты будешь ходить в золоте и горностаях». Она слушала, улыбалась и, принимая все за чистую монету, не замедлила перейти жить к нему в небольшую однокомнатную квартиру. Как пчелка носилась по дому — наводила порядок, убирала, готовила, стирала. Благоухая свежестью и красотой, с сияющими глазами ждала его.
Если бы только он понял, какое сокровище попало ему в руки, если бы только оценил! Не понял, не оценил. Хотя был до приторности слащав и угодлив. Ворковал, сюсюкал, но любил не ее, а в ней самого себя. Первое время еще туда сюда. Она ждала, надеялась. Потом поняла — надеяться не на что. Он блефует — его карта в жизни уже бита.
Наедине она любила любоваться собой обнаженной в зеркале. «Какая красота! — думала она, с восхищением и сожалением глядя на свою пышную молодую грудь с маленькими нежно-розовыми сосками. — Почему никто по-настоящему не оценит всю эту прелесть, все это богатство?? — Она поворачивалась в разные стороны, принимала артистические позы, оглаживала руками классически выточенные бедра, мягкий, податливый живот с нежно золотистым пушком на упругой коже и по-детски беззащитной ямочкой пупка. — Они как шакалы готовы терзать мою плоть, но никто не хочет платить за нее достойную цену».
Юрий Гаврилович не хотел упустить лакомый кусочек, тянул время, но жмотничал, хотел откупиться безделками. Лана требовала. Сначала ласково, мягко, деликатно намекая, когда же он начнет выполнять обещанное, затем все жестче, решительней. Он умолял успокоиться, еще немного подождать. И все тянул, тянул, тянул… В конце концов Лана поняла, что от него ничего не дождешься, кроме красивых слов. Она так возмутилась, что даже хотела отравить его, потом раздумала — стоит ли садиться в тюрьму из-за такого идиота. Он видел ее красивые талию и грудь, но не видел в ней человека.