Что до Марты, она казалась исполненной сочувствия к человеку, которому должны были сейчас вынести приговор; она наклонилась ко мне, спрашивая, не этот ли самый судья из Смирны и не то ли это здание, в котором несколько лет назад судья приговорил ее мужа к повешению, и добавила шепотом: «Да пребудет с ним милосердие Господне!» Тогда как она, должно быть, как и я, думала о другом: «Лишь бы нам удалось раздобыть доказательства!»
Вдруг — новый шум: приговоренный вышел! Впрочем, совсем даже не приговоренный: он вышел свободным, со всеми своими сторонниками, и когда ожидавшие его увидели, как он улыбается и приветствует их, они закричали: «Это Рука Всевышнего явила свое могущество!» Саббатай ответил им подобной же фразой, потом запел так же, как при своем появлении, и на этот раз к нему решились присоединиться другие голоса, хотя не настолько громко, чтобы перекрыть его собственный. Ибо он надсаживал горло так, что даже лицо его покраснело.
Янычары, стоявшие на часах, не знали, что и сказать. В другое время они бы уже давно вмешались — с саблями наголо. Но этот человек вышел от судьи свободным, как они могли его арестовать? Они бы тогда сами были обвинены в неповиновении. И они рассудили вовсе не вмешиваться. И решили даже, по приказу своего начальника, вернуться в дворцовый сад. Их отступление немедленно вдохновило толпу, тут же стали раздаваться крики на еврейском и на испанском: «Да здравствует царь Саббатай!»
Потом толпа, распевая все громче и громче, отправилась в еврейский квартал. С этой минуты весь город кипит.
Чудо, сказал я? Да, чудо, разве я могу назвать это иначе? В этой стране рубят головы и за в тридцать раз меньшие прегрешения, чем то, что я видел сегодня! До самой ночи по всем улицам города шествуют толпы, призывая жителей любых конфессий то к ликованию, то к покаянию и посту. Объявляют о наступлении новой эры, времени Воскресения. Грядущий год они называют уже не «годом Зверя», а «годом Празднования». По какой причине? Неведомо. Зато ясно, что они, кажется, счастливы видеть, как заканчивается это время, принесшее им, как они говорят, только унижения, гонения и страдания. Но какими будут грядущие времена? На что будет похож мир после своего конца? Придется ли нам всем умереть в какой-то катастрофе, прежде чем наступит Воскресение? Или же просто настанет новая эра, новое царство, Царство божие, пришедшее на землю после правителей земных, век за веком являвших неправедность и продажность?
Сегодня вечером в Смирне каждому мнилось, что это Царство у наших врат и что прочие, включая самого султана, будут сметены с лица земли. Не из-за этого ли кади позволил Саббатаю уйти свободным? Уж не хотел ли он угодить завтрашнему властителю, как часто поступают чиновники, чуя, что ветер переменился? Один английский купец сказал мне сегодня, что ему решительно ясно: евреи, разумеется, заплатили судье изрядную сумму, чтобы он отпустил «их царя» живым и здоровым. Мне в это верится с трудом. Ведь если до властей Высокой Порты дойдут слухи о том, что произошло сегодня в Смирне, падет голова самого кади! Ни один дальновидный человек не пойдет на такой риск! Скорее можно поверить тому, что говорил мне еврейский купец, недавно приехавший из Анконы и утверждавший, что турецкого судью в присутствии Саббатая объял трепет и ослепил таинственный свет; вот почему хотя он и принимал его сначала, не поднявшись с места и говоря с ним самым уничижительным тоном, но, когда тот уходил, проводил его до выхода, оказывая ему всяческие почести и умоляя простить свое первоначальное поведение. Но верить этому тоже трудно. Я совсем запутался, и ничто из того, что я слышу, меня не удовлетворяет.