Странствие Бальдасара (Маалуф) - страница 51


28 сентября.

Сегодня у меня был разговор с Маимуном, и я произнес несколько слов, которые он счел весьма уместными, что и подвигло меня сохранить их в своем дневнике.

Он мне сказал, что сейчас люди разделились на тех, кто убежден в приближении конца света, и тех, кто остался скептиком, — и я, и он в числе этих последних. Я же ответил ему, что, по-моему, люди разделились еще и на тех, кто боится конца света, и тех, кто призывает и желает его прихода, — первые говорят о потопе и бедствии, вторые о воскресении и освобождении.

Говоря так, я думал не столько об отце Маимуна или Нетерпеливых из Алеппо, сколько о Марте.

Потом Маимун поинтересовался, были ли и во времена Ноя люди, которые приветствовали Потоп, и такие, кто отвергал его.

И мы рассмеялись так громко, что встревожили наших мулов.


29 сентября.

Время от времени я выискиваю наудачу, как пчелы мед, несколько строк из той книги Абу-ль-Аля, которую дал мне старый торговец из Маарра три или четыре недели тому назад. Сегодня я открыл вот эти:

«Хотели бы люди Имама лицо увидать пред собою, Хотели б, чтоб речь он держал пред толпою немою… Иллюзии лживы! Имам? Нет! Лишь разум и ночью и днем Ведет нас по жизни — твердой рукою.»

Я поспешил прочесть их Маимуну, и мы молча обменялись понимающими улыбками.

Христианин и иудей, ведомые по пути сомнения слепым мусульманским поэтом? Но в его погасших глазах больше света, чем в анатолийском небе.


Возле Коньи, 30 сентября.

Увы! Слухи о чуме не были ложными. Нашему каравану пришлось обогнуть город, чтобы поставить шатры западнее, в Мерамских садах. Здесь собралась целая толпа, так как множество семейств из Коньи бежали от эпидемии, чтобы укрыться в этом месте со здоровым воздухом, посреди фонтанов.

Мы устроились к полудню, и, несмотря на печальные обстоятельства, тут царит дух… я хотел сказать «праздника»… но нет, не праздника, а беззаботного спокойного гуляния. Повсюду снуют разносчики сиропа и абрикосового сока, звенят стаканами, ополоснув их в фонтанах; повсюду дымящаяся снедь — прельщает, искушает и привлекает внимание больших и малых. Но я не в силах отвести глаз от города, столь близкого, что мне видны башни его крепостных стен, его купола и минареты. Там поднимается другой дым, он проникает повсюду и порождает мрачные мысли. Запах не доносится до нас, слава богу, но мы обоняем его ноздрями души, и он леденит нам кровь. Чума, дым смерти. Я откладываю перо, чтобы перекреститься, прежде чем возобновить свой рассказ.

Маимун присоединился к нам за обедом, он долго говорил с моими племянниками и немного с Мартой. В атмосфере, царящей вокруг, мы не могли не вспомнить о конце света, и тут представился случай проверить, знает ли что-нибудь Бумех о предсказаниях «Зогара», относящихся к еврейскому 5408 году, соответствующему нашему 1648.