В квартале уже столпились сотни людей, наблюдавших за пожаром, когда у входа появился первый стражник, открывавший нам ворота, теперь он указывал на нас рукой. Этим жестом он хотел дать понять хозяину или другому стражнику, что нас уже нет в доме и нам удалось спастись. Но зеваки рассудили иначе. Вообразив, что в нас причина бедствия и что стражник хотел указать на виновных, эти люди стали забрасывать нас камнями. Нам пришлось бежать, уворачиваясь от их «снарядов», что, казалось, лишь утвердило их во мнении, что мы и есть поджигатели, пытающиеся ускользнуть после совершенного преступления. Они кинулись в погоню, вооруженные палками, ножами и сапожными ножницами; не могло быть и речи о том, чтобы остановиться и постараться их образумить. Но чем быстрее мы бежали, тем больше казались испуганными, и тем более разъяренными становились наши преследователи. Теперь за нами гнался уже почти весь квартал. Далеко нам не уйти. Еще несколько шагов, и нас схватят. Мне уже казалось, я чувствую, как они дышат мне в затылок.
Вдруг передо мной возникли двое янычар. В обычное время, завидя их фески с обвислым длинным плюмажем, я бросился бы в первую попавшуюся улочку, слева или справа от меня, — лишь бы избежать встречи с ними. Но в то мгновение нам послало их само Провидение. Они стояли возле мастерской сапожника и теперь обернулись посмотреть, что случилось, положив руки на эфесы своих сабель. Я закричал по-турецки: «Жизнь!» — и бросился к одному из них, как ребенок к матери. Краем глаза я удостоверился, что племянник повторил мой жест. Солдаты посовещались взглядами, потом решительно вытянули нас из толпы и заслонили собой.
Наши преследователи остановились так резко, будто натолкнулись на стеклянную стену. Кроме одного молодого парня, вопившего подобно демону и бывшего, по-моему, не в себе. Вместо того чтобы остановиться, как другие, он продолжил свой рывок и вытянул руки, попытавшись схватить Бумеха за рубашку. Прозвучал какой-то свист. Я даже не заметил, когда мой янычар обнажил саблю, как ударил. Я увидел только, как он уже вытирал свою саблю о спину несчастного, лежащего у его ног. У того была разрублена шея — у самого основания, и до того глубоко, что одно плечо отделилось от тела, как срезанная ветка. Он даже не вздохнул перед смертью. Только раздался глухой стук от падения безвольного тела. Я долго не мог отвести глаз от раны, откуда хлестала кипящая черная кровь, как из подземного источника, который через некоторое время начал пересыхать. Когда мне удалось наконец оторвать взгляд от трупа, толпа уже испарилась. Осталось только трое мужчин, которые дрожали, стоя посреди пустой улицы. Янычары не позволили им убежать, как другим, и велели объяснить, что тут произошло. Мужчины указали на языки пламени за своей спиной, потом на меня с племянником. Я тотчас сказал, что мы тут ни при чем, мы добропорядочные торговцы книгами, зашедшие по делу к валашскому воеводе, и мы можем это доказать.