— Маленькая госпожа? — сумрачно вопросил Клейн, рассмотрев меня. — До… Дори… Дольяна?
— Долиана, — поправила я и осторожно подошла поближе. — Я хотела бы увидеть свою мать.
— Не велено, — отрубил человек-гора.
— Но это моя мать! — раньше я никогда бы не решилась возражать кому-то из подчиненных отца. Теперь же мне вдруг стало жизненно важно хоть краем глаза взглянуть на хозяйку дома Эрде. Когда я спускалась в подвал, я даже точно не представляла, зачем сюда иду. — Ты не можешь мне запретить!
— Она опасна, — Клейн неожиданно сбавил тон. — Может броситься и оцарапать.
— Я постою за дверью. Ты будешь рядом. Если что-то случится, защитишь меня.
— Что бы сказал господин? — скептически заметил стражник.
— Что его дочь сама может решить, как ей поступать, — ушла я от прямого ответа. — Так я могу увидеть ее?
— Пошли, — Клейн грузно зашагал по коридору — Когда придем, убери фонарь. Ей не нравится яркий свет.
— Чем она обычно занята? — тихо спросила я. Потолок подвала, казалось, еле заметно колебался у нас над головами, грозя вот-вот опуститься. — И для чего ты держишь кроликов и куриц?
— Еда для нее, — кратко и недвусмысленно пояснил охранник. — Когда она проголодается, стучит в дверь. Иногда она поет или говорит с людьми, которых здесь нет. Когда у нее проясняется в голове, она разговаривает со мной. Я объяснил ей, почему она заперта в подвале. Она согласилась, что господин поступил правильно.
Он остановился подле особенно массивной двери, обитой полосами железа, жестом велев мне поставить фонарь на пол. Звеня ключами, отпер сначала один замок, потом второй. С усилием отодвинул створку.
Сначала я увидела непроницаемый мрак, перекрещенный ровными линиями. Потом догадалась — на расстоянии шага от дверей установлена решетка из толстых прутьев, глубоко утопленных в камни стен, пола и потолка.
Клейн оценивающе покосился на меня и начал ритмично постукивать ключами по железной обшивке двери.
В комнате что-то шевельнулось. Перетекло с места на место, словно ожившая частица мрака. Потом негромко засмеялись, и я впервые в жизни поняла, каково шлепаться в обморок.
Пришлось изо всех сил вцепиться в шершавую ободверину, чтобы не упасть. В смехе, собственно, не заключалось ничего страшного, он звучал приятно и немного кокетливо, что показалось мне самым жутким.
«Не надо было приходить сюда», — запоздало подумала я, и тут она появилась возле решетки.
Не появилась, возникла. Чуть сгорбившаяся, легко движущаяся тень, одетая в некогда хорошее, а теперь разодранное на лоскуты черное платье с ярко-алыми вставками. Остановилась по ту сторону решетки, положила руки на железные перекладины и выжидающе уставилась на нас чуть расширенными глазами.