Выпущенные когти в тусклом свете фонаря отливали зеленоватым блеском.
— У нее хорошее настроение, — привычно отметил Клейн. — Госпожа, к тебе пришли. Узнаешь эту девушку?
— Доли-Доли-Долиана, — почти ласково пропело существо, некогда бывшее моей матерью. — Где твой братец?
Я открыла рот, но заговорить почему-то не получилось. Словно я забыла, как это делается.
— Мужчины всегда чем-то заняты, — пожаловалась Ринга Эрде. — У них никогда не хватает времени. Досадно. Они сами не понимают, что упускают. Ты хотела мне что-то сказать, верно?
— Говори, пока она понимает, — толкнул меня Клейн.
К сожалению, мне было нечего сказать. Мать, конечно, вела себя странновато, но безумной не выглядела!
Не спрашивать же напрямую, что с ней случилось!
— Я пришла тебя навестить, — мой пересохший и намертво прилипший к гортани язык наконец задвигался. — Мама, я… Нам не хватает тебя. В доме пусто. Отец тоскует, хотя не признается. Мама, — я хотела подойти ближе к решетке, но Клейн уронил мне тяжеленную руку на плечо и отодвинул назад, — мама, неужели с нами, со мной и Вестри случится такое же? Или у твоей болезни есть какая-то иная причина? Я должна найти средство вытащить тебя отсюда! Подскажи, если можешь!
Женщина с другой стороны решетки задумалась, наклонив голову набок. Подняла правую руку, как гребнем, провела выпущенными когтями по всклокоченным волосам. Искоса поглядела на меня, словно хитрое животное, ищущее путь к бегству.
— Маленькая храбрая Долиана, одна против всего света, — с коротким смешком произнесла она. Этот характерный иронический смешок всегда принадлежал ей и только ей. — Ничего ты не добьешься. Так должно быть. Я сама виновата. Радуйся — у тебя в запасе имеется по меньше мере сотня лет яркой и запоминающейся жизни. Какая разница, что случится потом?
— Есть разница! — упрямо возразила я. — Мама, ты что-то знаешь? Нечто, о чем не хочешь никому говорить? Скажи мне. Я не проболтаюсь.
Мать оттолкнулась от решетки и исчезла в глубине комнаты.
Мои глаза привыкли к темноте, и теперь я видела, как она бродит взад-вперед, мотая головой и время от времени пританцовывая. Словно не имело никакого значения, что она заточена в подвале собственного дома, а ее разум распадается на тысячи осколков.
— Ступай к отцу, — вдруг отчетливо произнесла она.
— Ты хочешь, чтобы я ушла? — оторопела я. Мать, не обращая на меня внимания, нараспев продолжала:
— Беги к морю, к красным соснам над рекой. Красное, все красное… Красное сияние льется с другого конца времен. Сияет и живет. Это печать. Алая печать!