Но конечно, это перекореживает все его расписание, и когда еще вдобавок эти туземные копы отнимают его время своим недоброжелательством, его портфель и монблановская ручка превращаются в ядерную ракету и пусковой механизм.
Сквозь грязное окно комнаты для допросов я мог видеть помещение для инструктажа с жалюзи еще более грязными, и через двадцать минут после того, как Джефферсон оставил меня, там разразилась буря — в заставленное столами помещение ворвался Чезвик, а за ним целая орава полицейского начальства.
Полицейские ругались с Чезвиком и между собой, упоминая Джефферсона и какого-то лейтенанта Граймса, и когда Чезвик, распахнув дверь комнаты для допросов, вошел ко мне, среди полицейских был уже и Джефферсон.
Едва взглянув на меня, Чезвик тут же сказал:
— Дайте моему клиенту воды. Немедленно!
Один из полицейского начальства вернулся в помещение для инструктажа, остальные же гуськом потянулись ко мне. Чезвик склонился надо мной, разглядывая мое лицо.
— Вот хорошо. — Он покосился через плечо на потного седовласого полицейского с нашивками капитана на кителе. — По меньшей мере, три из его порезов на лице нарывают. Как я понимаю, плечо у него, возможно, сломано, но за бинтами мне ничего не видно.
— Знаете ли... — промямлил капитан.
— Сколько времени вы здесь находитесь? — спросил он меня.
— С трех сорока шести утра, — ответил я.
Он взглянул на свои часы:
— А сейчас четыре дня.
Он вскинул глаза на потного капитана.
— Ваше отделение виновно в нарушении гражданских прав моего клиента, а это преступление перед федеральным законодательством.
— Ерунда, — сказал Джефферсон.
Когда на стол передо мной были поставлены графин с водой и стакан, Чезвик, повернувшись к полицейским, поднял графин и достал из нагрудного кармана носовой платок. Он смочил платок водой, брызнув на ботинки Джефферсона.
— Слыхали о Родни Кинге, патрульный Джефферсон?
— Инспектор Джефферсон, — поправил его тот, разглядывая свои мокрые ботинки.
— Ну, это пока я еще не разделался с вами. — И Чезвик опять повернулся в мою сторону и принялся смачивать мокрым платком мои порезы. — Чтобы вам все стало окончательно ясно, джентльмены, вы сели в лужу. Не знаю, как делаются дела у вас здесь, и не хочу знать, но вы продержали моего клиента в невентилируемой каморке больше двенадцати часов, а это означает, что, какие бы показания он ни дал, судом они приняты не будут.
— Здесь есть вентиляция, — сказал полицейский, и глаза его сверкнули.
— В таком случае включите кондиционер, — сказал Чезвик.
Полицейский уже направился к двери, но тут же остановился и покачал головой, так как понял, какую глупость сморозил. Когда он вернулся, Чезвик встретил его улыбкой: