— Значит, мы делаем все возможное, чтобы помочь ему бежать от поручителя?
— Иначе все возможное сделает суд, — сказал я.
— И он того стоит?
Я взглянул на нее:
— Да.
Проехав мост, мы очутились в Сент-Питерсбурге, и я сказал:
— Назови мне какие-нибудь альбомы Дилана.
— "Блондинка за блондинкой".
— Не то.
— "Лучшие хиты".
Я поморщился.
— Что? — Она вдруг ощерилась. — Ладно. «На четвертой стрит как штык».
Я взглянул на карту.
— Ты чудо, — сказал я.
Она сделала жест, будто протягивает мне диктофон:
— Не могли бы вы сказать то же самое в микрофон?
* * *
Четвертая стрит пересекала весь Сент-Питерсбург. Длина ее насчитывала по меньшей мере миль двадцать. И сейфов с ячейками на ней было понатыкано видимо-невидимо.
Но станция автобусов «Грейхаунд» здесь была всего одна.
Мы подъехали к парковочной стоянке. Энджи осталась в машине, я же пошел на станцию, нашел там двенадцатую ячейку сейфа и набрал нужные цифры, чтобы открыть замок. Он щелкнул, открывшись с первой же попытки, и я вытащил из ячейки кожаную спортивную сумку. Я прикинул ее на вес — сумка не была чересчур тяжелой. Судя по весу, в ней могла бы находиться одежда, но проверять содержимое я решил попозже, когда сяду в машину. Я закрыл ячейку и, выйдя из здания станции, сел в машину.
Энджи вырулила на Четвертую стрит, и мы покатили по району, застроенному настоящими трущобами; местные жители посиживали на крылечках, нежась на солнце и отмахиваясь от мух, на перекрестках кучковались подростки, половина уличных фонарей была разбита.
Я поставил сумку на колени и раскрыл молнию. И с минуту не мог оторваться от лицезрения.
— Прибавь-ка скорости, — сказал я Энджи.
— Почему?
Я дал ей заглянуть в сумку.
— Потому что там не меньше двухсот тысяч долларов.
Она нажала на газ.
— Господи боже, Энджи, — сказал Джей, — в прошлый раз, когда я вас видел, ты была вылитая Крисси Хайнд, усвоившая уроки моды Мортиции Адаме, а теперь просто островитянка какая-то.
Дежурный протянул Джею через конторку бумагу для подписи.
— Вы всегда знали, как подольститься к женщине.
Джей подписал бумагу и отдал ее обратно.
— Но ведь правда же! Я и думать не думал, что кожа белой женщины может так посмуглеть!
— Ваши личные вещи, — сказал тюремщик, высыпая на конторку содержимое плотного пакета.
— Осторожно, — сказал Джей, когда о конторку стукнулись часы. — Это «Пьеже».
Дежурный засопел.
— Одни часы Пе-же... Скрепка для купюр, золотая... Шестьсот семьдесят пять долларов наличными. Брелок для ключей один... Тридцать восемь центов мелочи...
Когда дежурный, перечислив остальные вещи, подвинул все через конторку к Джею, тот прислонился к стене и зевнул. Взгляд его с лица Энджи переметнулся на ее ноги, потом скользнул выше по укороченным джинсам и тертой футболке с рукавами, продранными на локтях.