И как она может это все исправить… если вообще это можно исправить.
Она осторожно сосредоточилась на одном мерцающем секторе, замечая что-то вроде трещин в горной породе…
— Кузина Мири!
Этого пронзительного оклика было бы достаточно, чтобы отвлечь ее внимание, даже если бы медтехник не внесла свою лепту в мир и спокойствие, резко приказав на высоком лиадийском:
— Немедленно убирайтесь отсюда!
А еще один голос, такой мощный, что все кости в ее больном теле содрогнулись, прогудел:
— Все песни в диссонансе, брат!
Мири открыла глаза и увидела, как девятилетняя Элис Тайазан с аккуратно заплетенными косичками кладет руки на свои почти не существующие бедра и возмущенно смотрит на медтехника. Тем временем два крупных панциреносных существа неспешно двигались к стене с приборами.
— Уведи их немедленно, — приказала медтехник, но Элис не желала ее слушать.
— Они — родня и имеют право здесь находиться. Эта леди — моя кровная кузина, и я сама буду…
— Заткнитесь! — заорала Мири.
Вернее, попыталась заорать. «За» получилось недурно, хотя и не в самом лучшем ее стиле, но последний слог был безнадежно испорчен: голос у нее сорвался на кашель. Однако ей удалось добиться желаемого результата: все немедленно затихли и повернулись к ней. Она гневно посмотрела на всех по очереди, стараясь не обращать внимания на текущую по щеке струйку пота, на оглушительный стук крови в ушах.
— Вы чего, совсем сдурели? — огрызнулась она слабым голосом. — Забыли, что ли, что здесь больная?
— Кузина… — начала было Элис.
— Я же велела заткнуться, — прервала Мири, а потом перешла на прерывистый низкий лиадийский — на тот случай, если девочка еще не поняла: — Это значит: молчи, дитя, и не мешай старшим.
Элис упрямо надула губы, но сумела изобразить вполне приемлемый поклон.
— Да, кузина.
Медтехник заикалась от возмущения. Мири решила не обращать на нее внимания и посмотрела на большего из высоких нелюдей.
Двух с половиной метровое существо бутылочно-зеленого цвета: мягкий свет больничной палаты бросал малахитовые и кобальтовые блики на пластины его великолепного панциря. Глаза величиной с суповые тарелки, желтые, с вертикальными, как у кошки, зрачками. Вес полтораста килограммов, не меньше. Ее брат, Двенадцатый Панцирь Пятого Высиженного Ножа Весеннего Помета Фермера Зеленодрева из Логова Копьеделов Клана Средней Реки, Точильщик. Да помилуют боги ее душу.
— Рада тебя видеть, Точильщик, — сказала она.
— Сестра, песня моего сердца рядом с тобой обретает полноту.
Ого! Она перевела взгляд на вторую, более мелкую и менее великолепно опанциренную черепаху. Ей показалось, что у него встревоженный вид, хотя она понятия не имела, почему она так подумала.