Он закашлялся и что-то залопотал на другом конце провода. Из-за нее он рассорился со всеми своими друзьями. Если бы понадобилось, то и от своих дочек отрекся бы. Он бы встал один против всего мира — ну, не один, а вдвоем с красивой женщиной. Отец говорил, захлебываясь, взволнованный этой Большой Идеей.
— Но, папа…
— И ще просьба, Надя. Не кажи Вере.
Ну, это вряд ли. Я не разговаривала с сестрой уже два года, с самых маминых похорон.
— Но, папа…
— Надежда, ты должна понимать, шо женщинами и мущинами иногда управляють разни импульсы.
— Папа, умоляю тебя, только без биологического детерминизма!
Черт с ним! Пусть сам все это расхлебывает.
Наверное, все началось еще до телефонного звонка. Наверное, это началось два года назад в той самой комнате, где он сейчас сидел, а тогда умирала мама, пока он, убитый горем, бродил по дому.
Окна были открыты, и ветерок, шевеливший наполовину задернутые льняные шторы, доносил со двора аромат лаванды. Слышалось пение птиц, голоса проходивших по улице людей да щебет соседской девчонки, что заигрывала у ворот со своим парнем. В темной, чистой комнате тяжело дышала мама: из нее час за часом утекала жизнь, и я кормила ее с ложечки морфием.
Резиновые аксессуары смерти — латексные медицинские перчатки, непромокаемая простыня на кровати, тапочки на пористой подошве, упаковка свечей с глицерином, блестящих, как золотые пули; стульчак со съемной крышкой и резиновыми насадками на ножках, уже наполненный комковатой зеленой жижей.
— Помнишь?.. — Я снова и снова пересказывала истории о ней и нашем детстве.
Ее глаза тускло светились в темноте. В минуту просветления, когда я взяла ее за руку, она сказала:
— Присматривай за бидным Колей.
В ту ночь, когда мама умерла, он был с ней. Помню, как он взревел от боли:
— Меня тоже! Меня тоже забери!
Его голос был низким, сдавленным, а руки и ноги— жесткими, словно их свело судорогой.
Утром, когда ее унесли, он с перепуганными глазами сидел в задней комнате. Через некоторое время сказал:
— Ты знала, Надежда, шо, кроме математичеського доказательства теоремы Пифагора, есть ище и геометричеське? Дивись, яке оно красиве.
И он начал чертить на листе бумаги линии и углы, соединенные маленькими символами, и что-то бормотать над ними, записывая уравнение.
Совсем свихнулся, подумала я. Бедный Коля.
За несколько недель до смерти, лежа на больничной койке, обложенная подушками, мама начала волноваться. Соединенная проводами с монитором, показывавшим грустную пульсацию ее сердца, она жаловалась на общую палату, где уединиться можно только за быстро задергивающейся шторой, и на докучливое сопение, кашель и храп стариков. Она вздрагивала от прикосновения безликих, коротких пальцев молодого медбрата, приходившего склеить провода над сморщенной грудью, случайно оголявшейся под больничным халатом. Она была просто больной старой женщиной. Какое кому дело до ее мыслей?