Второй, родившийся в Карфагене, согласился помогать, соблазненный обещаниями и посулами Хамрая. В огненной пустыне он добыл при помощи Хамрая голову Алвисида и Хамрай говорил с поверженным богом. Но наследник погиб в следующем путешествии за торсом Алвисида в угрюмых колдовских тевтонских лесах. Погиб глупо и бездарно, по собственной оплошности. Хамрай запоздало клял себя, что не предостерег от соблазнов и опасностей, что не уберег. Даже алголиане, желавшие возродить своего бога, не сумели помешать гибели наследника Алвисида…
И вот — третья возможность.
Не составило никакого труда узнать, что его и шаха надежда, возможно последняя — мальчик. Родился в далекой Британии (опять Британия, уже хорошо знакомая Хамраю!), за тысячи миль отсюда. Не ранее как полчаса назад, и сейчас, наверно, орет истошно на руках матери. Или кормилицы — это все выяснится чуть позднее.
Огромная змея в небе дружески подмигнула Хамраю кровавым глазом и растворилась в бескрайнем небе.
Пора собираться в дорогу — до Британии путь не близкий!
Поможет ли Христа ученье
Лихую отвратить беду?
Смирит ли набожности рвенье
Родов смертельную вражду?
Нет! В сердце их вождей отныне
Месть разлила столь адский яд,
Что и хождением к святыням
Они себя не исцелят.
Вальтер Скотт «Песнь последнего менестреля»
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ПЛОТЬ АЛГОЛА
Когда ты зорок, как всегда, взгляни:
Не видишь разве их кивков ужасных
И как зубами лязгают они?
Данте «Божественная комедия»
1. ПРЕДПОЛОЖЕНИЕ, МЕНЯЮЩЕЕ ЖИЗНЬ
Нельзя любить и уважать
Других, как собственное я,
Или чужую мысль признать
Гораздо большей, чем своя.
Уильям Блейк
Лес плотно подступал к обеим сторонам дороги — словно едешь по узкому и невероятно длинному коридору. Стволы вековых деревьев взметнулись к небу, оставляя для жарких солнечных лучей лишь не широкую щель. В глубине дороги, казалось, тупик — все те же покрытые мхом и лишайником неохватные стволы. Случайный путник неуютно чувствовал бы себя проезжая здесь, за каждым деревом мерещился свирепый разбойник — милосердия не ведающий, с зазубренным о черепа предыдущих жертв топором в волосатых руках.
Но на благородном красивом лице сэра Отлака Сидморта, графа Маридунского не было и намека на какое-либо подобие страха. Он ехал по своей земле, он был здесь хозяин — ему ли боятся лесных духов либо мерзких разбойников, шайка которых, предводительствуемая его бывшим вассалом ошивалась в дремучих лесах? Да если бы и по чужой территории продвигался он — так что же? Разве он не многоопытный бесстрашный рыцарь, прошедший множество битв и поединков, чтобы не суметь отразить любые нападения? Разве не едет сейчас с ним старший его сын, благородный рыцарь сэр Педивер, оруженосцем у которого третий сын — Морианс. Разве сэр Отлак не во главе отряда из отборных, закаленных битвами бойцов?