* * *
– Так мы же едем в новый индийский ресторан, черт дери! – возмущается Хензигер, когда они останавливаются на тротуаре под тяжелым взглядом топтуна. – И Катю прихватите. Столик уже заказан.
– Очень жаль, Джек. Только мы уже обещали. Давным-давно.
Но Хензигер просто разыгрывает спектакль. «Ее нужно поддержать, – доверительно объяснил ему Барли, улучив удобную минуту. – Я заберу ее и покормлю ужином где-нибудь в спокойной обстановке».
Но Барли не забрал Катю поужинать в их прощальный вечер, как подтвердили внештатники, прежде чем их обвели вокруг пальца. На этот раз забрала его она. Забрала в укромный приют, известный всем русским городским мальчикам и девочкам еще со школьной скамьи – в приют на верхнем этаже каждого блочного дома в любом большом городе. Среди русских Катиных сверстниц не найти ни одной, в чьих воспоминаниях о первой любви не фигурировал бы этот приют. Вход в него был и на верхней площадке Катиной лестницы в том месте, где ее последний марш упирался в чердак, хотя парочки укрывались там преимущественно зимой, прельщаясь расширителем в гнойных потеках горячей воды и дышащими теплом трубами в черной обмотке.
Только сначала она должна была проверить, как там Матвей и близнецы, и Барли ждал ее под дверью. Затем она повела его за руку наверх, и по деревянным ступенькам они поднялись к заржавелой стальной двери, предупреждавшей всех посторонних, что вход в нее воспрещен. Но у Кати был ключ. Она отперла дверь, заперла ее за ними и повела его через балки к тому месту, где уже сымпровизировала постель под мутными звездами за грязным стеклом светового люка. Трубы гудели, воняло сушащимся бельем.
– Письмо, которое ты дала Ландау, до меня не дошло, – сказал он. – Оно попало в руки нашим официальным лицам. И к тебе меня прислали они. Прости меня.
Но ни у нее, ни у него не было времени для душевных потрясений. Он уже раньше рассказал ей кое-что о своем плане и ничего добавлять не стал. Они без слов понимали, что она и так уже знает слишком много. К тому же у них для разговора были темы поважнее – именно в этот вечер Катя рассказала Барли все, что потом восполнило его представления о ней. И она призналась ему в любви, выбрав для этого самые простые слова, способные поддержать его в разлуке, неизбежность которой оба вполне сознавали.
Тем не менее Барли ушел вовремя, не дав ни тем, кто следил за ним в Москве, ни тем, кто следил за ним в Лондоне, никаких поводов для тревоги. В полночь он был уже в «Меж» и успел еще посидеть с Хензигером и Уиклоу.
– Да, кстати, Джек, Алик Западний затребовал меня завтра на отвальную, которую всегда устраивает для старых знакомых, – сообщил он Хензигеру за рюмкой на сон грядущий в баре на втором этаже.