Они встретились в открытой пивной в Сент-Джонс-Вуд в один из пасмурных дней все того же мая, в половине шестого, когда в саду было пусто, Рой привел с собой ребенка, мальчишку лет пяти, маленького Бланда, светловолосого, толстого и розовощекого. Он не объяснил, зачем взял его с собой, но, пока они говорили, Рой иногда замолкал и оборачивался, чтобы посмотреть, как тот сидит на скамейке немного поодаль и ест орехи. Нервные срывы ли были тому виной, но в поведении Бланда по-прежнему явно чувствовалось влияние философии Тэтча, созданной им для агентов, запускаемых в лагерь противника: вера в себя, умение выслушать и предложить позитивную мысль, обаяние человека, умеющего повести за собой, и все те тяжеловесные фразы, которые во время расцвета культуры времен «холодной войны» превратили «ясли» в некое подобие центра морального перевоспитания.
– Ну, в чем же дело? – приветливо спросил Бланд.
– В общем-то, дела как такового нет, Рой. Просто Хозяин чувствует, что сейчас создалась нездоровая ситуация. Он не хотел бы видеть тебя замешанным в этой интриге. Впрочем, как и я.
– Здорово. Ну, и в чем же дело?
– Что ты хочешь?
На столе, мокрый после недавнего ливня, стоял столовый набор с оставшимися после обеда деревянными зубочистками в бумажной упаковке. Взяв одну, Бланд выплюнул бумагу на траву и принялся орудовать толстым концом в коренных зубах.
– Ну, ладно, как насчет пяти тысяч откупных из специального фонда?
– И домика с машиной? – сказал Смайли, превращая все в шутку.
– И ребенка в Итоне, – добавил Бланд и, про-должая возить зубочисткой, подмигнул мальчишке, сидящему с другой стороны бетонной дорожки. – Видишь ли, я уже заплатил, Джордж, ты знаешь это. Я не знаю, что я купил, но уплатил я чертову уйму. Я хочу кое-что взамен. Десять лет отшельничества за пятый этаж – это большие деньги в любом возрасте. Даже в твоем. Должна быть какая-то причина, почему я попался на эту удочку, но я толком не могу припомнить. Наверное, притягательная сила твоего обаяния.
Стакан Смайли все еще оставался наполненным, поэтому Бланд принес себе другой, а также кое-что для ребенка.
– Подлец ты образованный, – в шутку провозгласил он, снова садясь. – Вот скажи-ка, кто это придумал: «Художник – это такой тип, который может придерживаться двух абсолютно противоположных взглядов и, несмотря на это, оставаться работоспособным»?
– Скотт Фитцджеральд, – ответил Смайли, подумав на мгновение, что Бланд вызывает его на разговор о Билле Хейдоне.
– Да, Фитцджеральд понимал кое-что, – подтвердил Бланд. Когда он пил, его слегка выпученные глаза скашивались вбок, по направлению к забору, будто он искал кого-то. – И я определенно работоспособен, Джордж. Как хороший социалист, я падок на деньги. Как хороший капиталист, я не вне революции, потому что если ты не можешь победить ее, то хотя бы шпионь за ней. Не смотри на меня так, Джордж. В этом вся суть сегодняшнего положения: не даешь мне жить безмятежно, я буду кататься на твоем «ягуаре», разве не так? – Говоря это, он поднял руку. – Як вам присоединюсь через минуту! – крикнул он через всю лужайку. – Оставьте одну для меня!