Примечание ставило это право в зависимость от согласия оперативных секторов, и Хозяин заверил, что они ни за что в жизни на это не пойдут.
Устав предлагал Перси " р а с п р е д е л я т ь р е с у р с ы и п р е с е к а т ь с о п е р н и ч е с т в о м е ж д у р е г и о н а м и " с учреждением Лондонского Управления, и эту концепцию Аллелайну удалось провести в жизнь.
Но секторы второго плана, как-то: «фонарщики», «ювелиры», «слухачи» и «пастухи» – отказались открыть ему свои отчеты, а у Перси не хватало власти заставить их. Так что Аллелайн остался на голодном пайке, и в его лотках для бумаг было пусто начиная с обеда.
«Я бездарь, да? Мы ведь все должны быть гениями сегодня, солистами, примадоннами! И ни одного чертова хориста!» Аллелайн, хотя это и было ему простительно, все еще оставался слишком молодым, чтобы сидеть за столом наверху; ему предстояло еще лет восемь или десять потолкаться локтями с Хейдоном и Смайли, не говоря уже о Хозяине.
А тот оставался непреклонным: «Перси Аллелайн продал бы свою собственную мать за дворянский титул и свою работу за кресло в палате лордов». А позже, когда к нему стала подкрадываться мерзкая болезнь, он сказал: «Я отказываюсь завещать дело всей моей жизни какому-то парадному жеребцу. Я слишком тщеславен, чтобы мне льстили, слишком стар, чтобы иметь какие-то амбиции, и к тому же я уродлив, как краб. Перси совсем другое дело, и в Уайтхолле достаточно умников, чтобы предпочитать его тип моему».
Таким образом, Хозяин косвенно, можно сказать, повесил себе на шею «Черную магию».
"Джордж, зайди-ка сюда, – как-то раз отрывисто бросил Хозяин через селектор. – Братец Перси начинает действовать мне на нервы. Зайди ко мне, или сейчас здесь «прольется кровь».
Это случилось как раз тогда, вспоминал Смайли, когда неудачливые завоеватели возвращались из чужих краев. Рой Бланд только что прилетел из Белграда, где с помощью Тоби Эстерхейзи пытался спасти от краха остатки разваливающейся агентурной сети; Пол Скордено, в то время старший по Германии, только что похоронил своего лучшего советского агента в Восточном Берлине; что касается Билла, то он вернулся из очередной бесплодной поездки, изрыгая проклятия и вскипая от злости из-за заносчивости, идиотизма и двуличности Пентагона, и заявил, что «настало время заключать сделки с этими паршивыми русскими».
А в «Айли» перевалило за полночь; в дверь гостиницы звонил запоздалый гость. Придется ему выложить Норману десять шиллингов, подумал Смайли, для которого британская денежная реформа до сих пор оставалась непостижимой. Со вздохом он пододвинул к себе первую папку по «Черной магии» и, снизойдя до того, что аккуратно послюнявил большой и указательный пальцы на правой руке, приступил к работе, сопоставляя официальную память со своей собственной.