Он надеялся, что ангелу потребуется какое-то время, чтобы обдумать столь глубокомысленный ответ, но, едва он закрыл рот, как Тесса ударила вновь:
— Можете вы представить себе ситуацию, когда вы лично почувствуете насущную потребность подрывать государство?
— Я лично? В этой стране? О боже, разумеется, нет, — ответил Джастин, шокированный вопросом. — Во всяком случае, сейчас, когда я только что вернулся домой, — и услышал пренебрежительный смех аудитории, принявшей сторону Тессы.
— Ни при каких обстоятельствах?
— Я и представить себе не могу, что такое возможно.
— А как насчет других стран?
— Но я не являюсь гражданином других стран, не так ли? — Опять смех, более благожелательный. — Поверьте мне, говорить даже за одну страну — нелегкий труд. — Смех, совсем добродушный. — А уж за несколько, как мне представляется, никому не под силу.
Тесса и тут не дала ему передышки.
— А надо ли быть гражданином страны, чтобы судить о тамошнем государстве? Вы ведете переговоры с другими странами, не так ли? Вы заключаете с ними договоры. Вы узакониваете их через торговое партнерство. Вы говорите нам, что существует один этический стандарт для этой страны и другой — для остальных? Вы говорите нам именно это, не так ли?
Джастин поначалу смутился, потом разозлился. Он вспомнил, поздновато, конечно, что еще не отошел от стресса, вызванного пребыванием в залитой кровью Боснии, и теоретически находится на отдыхе. Он знал, что следующей точкой его карьеры станет Африка, и предполагал, особой радости новое назначение ему не принесет. И в добрую Англию он вернулся не для того, чтобы изображать мальчика для битья вместо отсутствующего ПЗМ, не говоря уж о том, что ему пришлось зачитывать эту паршивую речь. Но, как бы то ни было, Вечно Всем Нужный Джастин не мог допустить, чтобы его выставила на посмешище прекрасная ведьма, которая увидела в нем архитипичного слабовольного представителя английской дипломатии, привыкшего озвучивать исключительно чужие слова. Ее вопросы, конечно же, вызвали смех, но нейтральный, указывающий на то, что аудитория выжидала, готовая принять сторону любого. Очень хорошо: если она работала на публику, отчего же ему не последовать ее примеру? Он вскинул брови, как это принято у адвокатов, шагнул вперед, простер руки перед собой, ладонями вперед, словно в самозащите.
— Мадам, — начал он, и смех показал, что зрителей качнуло в его сторону. — Я думаю, мадам, я этого очень боюсь, что вы пытаетесь заманить меня в дискуссию о моих моральных принципах.
На эти слова аудитория ответила громом аплодисментов, вся, кроме Тессы. Колонна солнечного света, падавшая на нее, чуть сместилась, и теперь он ясно видел, какое прекрасное у нее лицо, но при этом ранимое и испуганное. И внезапно он понял состояние души девушки, ему вдруг показалось, что ее он знает лучше, чем себя. Осознал, сколь тяжела ноша красоты, как непросто всегда быть в центре внимания. И тут же выяснилось, что он одержал победу, которой не желал. Он знал преследующие его сомнения и видел, что они присущи и ей. Она полагала, что ее красота давала ей право быть услышанной. Перешла в наступление, но оно захлебнулось, и теперь она не знала, как вернуться на исходные позиции, где бы они ни находились. Джастин вспомнил, какой отвратительный текст он только что прочитал, какие уклончивые давал ответы, и подумал: «Она права, я — свинья, даже хуже, я — стареющий ловкач, восстановивший аудиторию против прекрасной юной девы, которая следовала велениям души и сердца». И, свалив ее на землю, он тут же поспешил на помощь, чтобы поставить на ноги.