Сверху падали большие хлопья снега, то ли с неба, то ли с раскачиваемых ветром веток деревьев. Хмельницкий думал о том, что надо немедленно что-то предпринимать, чтобы спастись, воспользовавшись стычкой казаков с гусарами. Ведь уже приближался рассвет.
Он стал пробираться с конем между деревьями. Напрягая зрение, всматривался в густой лес, за которым грезились хаты, незнакомые, чужие хаты. Вот, кажется, сейчас и собаки залают, если они еще остались во дворах, как это было… у родителей светлоликой Ганны.
Он вдруг почувствовал, как закружилась голова. Почти теряя сознание, оперся о сосну, но тут же сполз вниз и сел на землю.
Ганна или не Ганна? Да, это она, такая же, какой он представлял ее, — с непокрытой головой, с уложенными вокруг головы косами, в вышитой льняной сорочке. Она еще издали увидела опустившегося на землю казака, державшего за поводья коня, и, стараясь отвлечь от него гусар, ласково щебетала:
— Я же вам сказала, что здесь не было никого за последние дни. А Хмельницкий, говорят, погиб где-то во Франции, — может, слышали об этом… Наша хата стоит у дороги, к нам часто заезжают проезжие путники. Заходите и вы, пожалуйста, — обедом угощу, покуда отец на ярмарке…
У пышущей здоровьем и обаянием женщины высоко поднимается грудь, натягивая льняную сорочку.
Войдут в хату или откажутся осторожные гусары?..
Богдан лежал в забытьи. Снег перестал падать, усиливался морозец. Грозную и предательскую тишину нарушали петухи да начавшие утреннюю перекличку собаки на каком-то хуторе. Конь стоял спокойно, не ржал. Разгребал копытами снег, грыз листья и замерзшую под снегом траву. Одолевал сон…
Полковник Скшетуский ночью выезжал из хутора. Он лично не видел казаков, бежавших с Хмельницким, и не особенно верил рассказам. Мог ли опытный воин, которому завидуют даже гетманы, пойти на такой риск?
Он даже улыбнулся, представив себе картину, как Хмельницкий поучает своих казаков, посылая их обмануть гусар, чтобы отвлечь погоню. А сам в это время будет скрываться в какой-нибудь хате или помчится в Киев, чтобы найти приют у православного духовенства.
Полковник Скшетуский был сыном убитого наливайковцами дипломата гетмана Жолкевского. Узнав от матери о трагической смерти своего отца, Тобиаш Скшетуский, еще будучи десятилетним мальчиком, поклялся отомстить за него. Кому же он мог мстить, как не Хмельницкому, прямому наследнику наливайковского духа в этой стране. Позже и сына своего учил всегда помнить о кровавой мести за убитого деда.
«Дикая кровная месть, смерть за смерть… — вдруг вспыхнула у полковника мысль. — Ведь Наливайко пал от руки палача. Разве этого мало? Я же получил такое образование, как и Хмельницкий, владею оружием не хуже его. Неужели мне, полковнику Скшетускому, занимающему с Хмельницким равное положение, к выполнению своей государственной обязанности надо еще прибавить, как дикарю, чувство кровной мести?»