— Расскажи о мелях в Люсефьорде, пожалуйста!
Девушка тоже улыбнулась сквозь слезы.
— Нет там никаких мелей! Это же не Хиркефьорд с подводными скалами.
— А что видно с острова Мункхольмен в хорошую погоду?
— Башню кафедрального собора в Тронхейме. Заложен в тысяча сто сороковом году, завершен в конце четырнадцатого века. Неоднократно горел… Я видела, кстати, на шпиле башни строительные леса… Когда шла в бейдевинд от Мункхольмена через пролив. После каждого пожара башня становится выше на двадцать футов!
— Умница, Присцилла. И наша семья неоднократно горела, но, как видишь, силы у нас еще есть! Выпьем вина, уважаемые дамы. Хоть жених пока и отсутствует, у нас сегодня сговор! А вот когда господин Трольстинген придет в наш дом…
— А когда Карстен… появится?
— Завтра в полдень. Меня на острове уже не будет. Не беспокойся, я сначала не хотел тебе говорить… Но на самом деле с ним уже подробно переговорил, ввел в курс моих дел с нефтью, ну, и о тебе тоже. И с легким сердцем отправлюсь в свое собственное путешествие, в Чикаго, к хирургу-кардиологу Чеп-ену.
Харальд улыбнулся своей жене и спросил:
— Дорогая, составишь мне компанию в путешествии? Даю слово, что в воздухе не буду напиваться, драться, буянить, играть в покер с домашним врачом.
— Конечно, мой дорогой! — глаза Ингрид были полны сострадания и участия. — У детей все будет в порядке, они нас не подведут…
— Пусть только попробуют подвести, я их в порошок сотру! — нахмурил свои кустистые брови Харальд. — Карстена разорю до последней кроны, а тебя, дочь, заставлю выучить все лоции Северного моря! И потребую-таки навести порядок в лодочном сарае! Гертруда мне в сотый раз на тебя жалуется. С лошадьми справляется конюх, это его работа, а прислугу смотреть за лодками я не нанимал! Любишь кататься, люби и саночки возить!
— Я видела, как Карстен Трольстинген бегал голым наперегонки с нашими лайками по парку, — неожиданно для себя громко сказала Присцилла. — Он смешной, мне это нравится.
— Ты умница, — еще раз повторил свою привычную похвалу Харальд. — Надеюсь, ваши дети унаследуют твою красоту и ум этого идиота.
Ингрид вытерла со щеки мужа слезу. Горничная раздернула шторы и открыла настежь окна, впустив ледяной воздух. Открылся потрясающий вид на Хиркефьорд, на горы и скалы. В кабинете запахло морем.
В свете солнечного дня Харальд за столом и Харальд на портрете были ужасно похожи друг на друга — два бодрых, налитых энергией человека. Две пары пронзительных синих глаз смотрели на Присциллу и на Ингрид.
Боже, как помочь этому человеку, рядом с которым уже полгода ходит смерть? — думала Присцилла. Когда Харальд, тяжело ступая, покинул кабинет, женщины бросились друг к другу, обнялись и заплакали. Жизнь менялась кардинальным образом, никто не знал, что готовит грядущий день. Было понятно одно — к прошлому, хорошее оно или плохое, возврата нет.