Но эти необыкновенные глаза. Не только потрясающий цвет придавал им неповторимость. Теперь, когда все остальные ее черты будто подернулись тенью, Майлс смог увидеть в них страсть и ум, которые делали эти лазурные глаза столь чарующими.
Он не испытывал больше страстного желания обладать ею, вместо этого ему неистово хотелось защищать ее. Болезнь сгладила ее резкость, хотя по отношению к нему Аннабелла никогда не была резкой или жестокой, скорее, она бывала беззащитной. Он думал, что со временем его жена станет более спокойной и рассудительной, но эта новая Аннабелла производила впечатление укрощенной. И это ему не нравилось. Быть укрощенным и быть битым — эти понятия, на его взгляд, были слишком ассоциативны, а он хотел видеть рядом гордую женщину — ту женщину, на которой он женился. Его не очень волновало, будет ли она той же красавицей, какой была раньше, в конце концов, ничто не вечно. Для счастья ему достаточно было и меньшего, но он хотел видеть ее счастливой.
— Белла? — обратился он к ней, поднимаясь. — Может, вы удостоите меня чести и позволите пригласить вас на танец?
Она посмотрела на него снизу вверх, в ее замечательных глазах читалось сомнение.
— Пора, — сказал он. — Танцуем или едем домой. Да, я деспот, но они играют вальс, поэтому вы сможете держаться за меня, если у вас вдруг закружится голова. Мне бы хотелось потанцевать с моей женой.
Он протянул ей руку.
Она приняла приглашение.
Танцующие освободили пространство для новой пары. Публика зашепталась, пытаясь выяснить, кто они такие. И если кто-то начал нашептывать о том, что это известная красавица, превратившаяся в маленькую, бледную, ничем внешне не примечательную женщину, выражение лица ее мужа заставило этот шепот стихнуть, по крайней мере до них он не доносился.
Продолжали играть вальс, и Аннабелла танцевала с Майлсом. Он оказался чудесным партнером, одинаково чутким и к музыке, и к движениям ее тела. Ей доводилось танцевать с ним и раньше. Но тогда она мало внимания уделяла своему партнеру, поскольку была слишком озабочена тем, чтобы, вытягивая шею, видеть тех, кто смотрел на нее, или делать вид, что не замечает тех, кто не смотрел.
Сейчас он был ее якорем, ее спасительной гаванью, и все внимание Аннабеллы было обращено только на него. Майлс тоже, казалось, не замечал вокруг ничего и никого, кроме своей жены. Они кружились в такт музыке, а он улыбался ей, заставляя вновь почувствовать себя настоящей и живой.
Музыканты прибавили темп, и они с Майлсом также ускорили свой темп, от восторга Аннабелла откинула голову и громко засмеялась. Комната вокруг нее кружилась, она улыбнулась своему мужу… и чуть не сбилась, увидев выражение его лица.