— Где Грейн? — спросил капитан Хемсон, как только Севедж со своим спутником взошли на палубу. — Не застали? Не захотел идти?
— Грейн избил штрейкбрехера и посажен за решетку. Кроме того, мне кажется, он с «ами и разговаривать не стал бы.
— Проклятие! — сплюнул капитан. — Неужели нам и в самом деле придется идти в плавание без настоящего боцмана? Кто же будет управляться с этими бандитами?
— Это придется делать мне или вам.
— Мы оба поседеем на этом деле.
— Может быть, действительно подождать, пока окончится забастовка?
— Нет, только не это! — тотчас вспылил Хемсон. — В кубрике у нас уже дрыхнут четыре недоноска. К вечеру мне обещали доставить еще восьмерых. Следующей ночью тронемся в путь. А это что за тип?
— Это какой-то полинезиец. Я нашел его у стариков Грейнов. Он плавал на китобойном судне и готов работать на нас.
— Отошлите его в каюту, пусть не маячит на палубе. Тут вечно слоняются разные типы. Как бы не сманили на берег или не пристрелили.
Севедж отвел Ако в матросский кубрик. В тяжелом похмелье, прямо в верхней одежде, там спали на койках четверо мрачных субъектов.
— Это будет твоя койка, — показал штурман Ако какую-то клетку во втором ярусе. — Если захочется есть, поищи в шкафчике, только не выходи на палубу.
—А что мне сейчас делать?
— Ничего. Жди до вечера, тогда отчалим.
Спящие кряхтели, стонали и бормотали во сне непонятные сердитые слова. В каюте был спертый, тяжелый воздух. Ако не понравились новые соседи — они были такие же, как на «Сигалле», с грубыми суровыми лицами, грязные и угрюмые. Ни один из них не походил на Боби Грейна. «Станут они меня бить или нет, когда проснутся?» — беспокоился Ако.
1
Вход в гавань был достаточно глубок, и корабли могли заходить в нее либо отправляться в путь независимо от приливов и отливов. Поэтому капитан Хемсон спокойно дождался полночи и в тичий час, когда побережье и улицы города очистились от любопытных, приказал отдать концы. Влекомая буксиром «Нимфа», крадучись в темноте, выбралась из залива. Прошло несколько часов, пока немногие работоспособные члены экипажа поставили все нужные паруса. В первую ночь самому капитану пришлось некоторое время постоять у руля — попеременно с Севеджем. Судовой кок имел весьма слабые познания в штурманском деле; столь же неискусным рулевым оказался и «молодой полинезиец Ако, а покладистого Брена, который помогал привести в порядок такелаж, этой ночью нельзя было допускать к штурвалу хотя бы потому, что он был пьян.
Остальных и вовсе не стоило вызывать на палубу.
Капитан Хемсон был хорошим психологом. Он понимал, какая буря поднимется утром, когда экипаж, протрезвившись, уразумеет, что произошло. Хотя они и были всего навсего забубённые головушки с очень шаткими взглядами в вопросах общественной морали, однако в трезвом виде никто из них не сделался бы штрейкбрехером и не опозорил бы на веки вечные свое доброе имя в глазах прочих моряков. В конце пути, в Ливерпуле, они не посмеют показаться на берегу; их облают, а при случае и всыплют, клеймо предателей будет всю жизнь следовать за ними по пятам. Одурманенные вином, они рискнули, клюнули на приманки вербовщиков. Когда же пройдет хмель, начнется реакция. О, от них всего можно ожидать! В открытом море, где нечего надеяться на помощь с берега, дело может обернуться довольно неприятно. Хемсон имел в этом опыт, он не ожидал, пока события его застанут врасплох, но заранее предугадал их и застраховал себя от неожиданностей. И у него и у штурмана Севеджа были спрятаны в карманах заряженные револьверы. Брену, когда тот малость очухался на свежем воздухе, капитан сказал: