– Та-а-к… брюшко заужено… хвостик поперек спинки на двух чешуйках… передние лапки вшивные…
– К утру сделаешь? – с надеждой спросила девушка.
– Пара пустяков… К утру. Послезавтра.
– Я тебе покажу – послезавтра! Отключу речевую приставку и… – она с трудом удержалась от навязчивой поговорки.
Не хватало еще объясняться с Полупегасом – он-то наверняка привяжется, начнет требовать объяснений, что да как.
– Р-размонтирую! – грозно пообещала она.
– Так голубая куртка запакована… – жалобно проблеял робот.
– Р-распакуешь!
Она была полна каким-то упоительным всемогуществом, какой-то сказочной уверенностью в себе, какой-то новорожденной легкостью… Гюрг ушел – ничего, вернется; Водяной объявил войну не на шутку – ничего, обломаем рога; потеряла жемчужинки – не беда, подарят целое ожерелье; вот будет лихо вышвырнуть его в воду на глазах красы ненаглядной…
Неужели все это сделала одна легкая курточка – символ присоединения к Голубому отряду?
Она повернулась на пятках и увидела зеркало, прислоненное к стенке.
– Кто принес?
– Нея.
После разделения каждый из Полупегасов стал называть свою бывшую половину одним и тем же «Не я». Очень быстро это слилось в одно условное обозначение и стало как бы единым словом.
– Нею… то есть Нетебе было ведено все в таксидермичке демонтировать и запаковать, а не мебель перетаскивать! Тем более чужую.
– Нея сказал – твое.
– Что-то ты стал разговаривать, как папуас из записок Миклухи-Маклая.
– Могу помолчать…
Правая половинка эмоциональная, а на поверхности – самые примитивные эмоции. Из них обида – простейшая. Так сказать, троглодит эмоционального мира.
В полумраке прихожей она придирчиво оглядела свое отражение. Загорела сверх меры, голубушка, кожа да кости, вон скулы как торчат, и нос – не нос, один хрящик вздернутый. Губы, правда, что тутошняя малина – зело витаминная пища на Степухе! А в целом – ничего. Она показала себе язык, тихонечко пропела: «Калмычка ты, татарка ты, монголка, о как блестит твоя прямая челка!»
– Это еще кто? – спросил Полупегас, в последнее время ставший весьма чувствительным к поэзии.
– Кто-то из древних на букву Кы. Должно быть, Катулл. В дверь тихонечко постучались. Варвара беззвучно ахнула, догадываясь, кто это переминается с ноги на ногу, поскрипывая душистыми досочками крыльца. Строго (как могла) спросила:
– Кто там?
– Джамалунгма Фаттах, с вашего разрешения, мэм. Штанишки принес форменные, с командорского плеча. Чтоб уж если перешивать, так вместе со смокингом.
Ее почему-то насторожило это «если».
– А если передумаю?
– А таких, которые передумывают, мы в отряд не приглашаем. Категорично. Она приоткрыла дверь – ровно настолько, чтобы просунуть руку. Ткань снова поразила ее прохладной скрипучестью. Никогда такой не встречала.