— Полагаю, что женщина может выдержать только ограниченное количество небесного блаженства. Если бы вы были так любезны…
Ривлин спустился к пруду, по-прежнему отводя глаза, и положил ее аккуратно свернутую одежду на траву. Затем повернулся, сделал два шага по направлению к лагерю и остановился, скрестив руки на груди.
Выбравшись на берег, Мадди исподтишка посмотрела на него. У ее конвоира были широкие плечи, тонкая талия и стройные бедра. Одежда сидела на нем свободно и тем не менее не скрывала линии фигуры. Из-за сложенных на груди рук рубашка плотно обтянула плечи, и Мадди хорошо видела четко обрисованные крепкие мускулы.
Она опустила глаза и поглядела на свою кофту.
— Вы пришили новые пуговицы. — Она показала пальцем на три черные пуговки, добавленные к сохранившимся белым. Удивлению ее не было предела.
Ривлин передернул плечами.
— Солнце еще очень жаркое, а у вас светлая кожа. Ну как, вы готовы? — нетерпеливо спросил он. — Мне надо помешать мясо.
Мадди застегнула брюки и взяла в руки мокасины.
— А знаете, Килпатрик, я могла бы написать президенту Гранту и сообщить ему, что он взял к себе на службу замечательного человека.
— Попробуйте, а я опровергну это.
Улыбка делала с его лицом чудеса — твердые черта теряли свою остроту, а морщинки в уголках глаз углублялись. Золотые искорки в глазах сияли ярче. Зубы у него на удивление ровные и белые, а на левой щеке ямочка.
— Ладно, пусть все останется между нами, — согласилась Мадди, подумав, что, если он решил быть любезным, это дозволено и ей. — Благодарю вас за это купание и за то, что вы вели себя как джентльмен. Я высоко ценю и то и другое.
Ривлин прикоснулся пальцами к шляпе и жестом указал Мадди в сторону лагеря. Она подчинилась, чувствуя себя в своей одежде так, словно родилась заново. Брюки, как обычно, сползали ей на бедра, и она шла, то и дело поддергивая их повыше.
— Вы всегда носили мужскую одежду? — спросил Ривлин, неторопливо следуя за ней.
Мадди обдумала его вопрос, понимая, что может попросту солгать или сказать полуправду, но в конце концов пришла к заключению; что этот человек заслуживает честного ответа. Опустившись на землю у костра, она сказала:
— Я носила платья вплоть до моего переезда в Форт-Ларнед. Одежда моя тогда… вся изорвалась во время пути, и Ходжес был настолько великодушен, что одолжил мне кое-что из своего гардероба. Я сразу поняла преимущество брюк и с тех пор не ношу ничего другого.
— Ездить верхом в брюках куда удобнее, чем в юбке, не так ли?
— Ну да, — согласилась она, расправляя подвернутые концы слишком длинных штанин. — Однако мне ни разу не доводилось ездить верхом за время, которое прошло между той поездкой и нынешней. Зато я сообразила, что брюки — нечто вроде барьера, который труднее преодолеть, чем юбку. Мужчине для этого требуются время и определенные усилия, а это дает мне возможность приготовиться к борьбе, чтобы защитить себя.