— Я думал, ты уже спишь…
Он улыбался немного смущенно, теперь уже точно убедившись, что не сможет найти подходящих слов и хоть как-то объяснить ей причину своего ночного вторжения. Но она этого и не потребовала. Она восприняла его появление так естественно, как будто они заранее обо всем договорились. Как будто заранее знала то, о чем сам Денис еще несколько минут назад даже и не догадывался. Ей не нужно было ничего объяснять.
— Я не ложусь так рано. Ну, проходи, что же ты стоишь?
Он переступил порог, и Саша закрыла за ним дверь, заставив его смутиться еще сильнее от собственной неуклюжести. Некоторое время они стояли в полной тишине и темноте. Чечетка, неустанно отбиваемая часами, оказалась в тот момент единенной приметой убегающего времени. Нащупав в темноте выключатель, она нажала на клавишу и прищурилась от света. Денис смотрел на нее, не отрываясь.
— Проходи, — снова повторила она, — сюда, в комнату.
Разувшись, он послушно пошел вслед за ней. На стене висела большая черно-белая фотография в рамке. Девушка, изображенная на ней, отдаленно напоминала Сашу. Такие же большие грустные глаза…
— Кто это? — спросил он, пристально всматриваясь в черты, казавшиеся ему знакомыми. Он как будто уже видел эту фотографию раньше. Или, может быть, это все-таки была Саша… — Это ты, Саша?
Она обернулась и, улыбнувшись спокойной улыбкой, тихо сказала:
— Нет, что ты. Мы просто похожи. Это Марина.
— Марина…
— Солнце — мое, а шагает по всем городам. Солнце — мое, я его никому не отдам!… Замечательно сказано, дядя Федор?
— Солнце — твое… — с большим сомнением в голосе пробормотал приятель. — Не знаю. С каких это пор ты стихи сочиняешь?
Федор не мог скрыть своего недоумения, за десять лет знакомства впервые наблюдая Дениса в подобном состоянии.
— Это не я сочинил. Это Марина!
— Какая еще Марина?
— Цветаева, неотесанное ты бревно! Цветаева Марина!
— А-а-а… — протянул Федор, словно успокаиваясь. — Ну, это еще полбеды. А я уж боялся за твое душевное здоровье…
— К черту душевное здоровье! Больная душа по крайней мере дает тебе почувствовать, что ты — живой. Живешь, дышишь, видишь. Чувствуешь… А здоровая — ее как будто и нет. Не болит, и ты ее не чувствуешь… Ни на час, ни на луч, ни на взгляд, никому, никогда, пусть погибают в бессменной ночи города!..
— Слушай, заткнись по-доброму, — беззлобно прервал его Федор, — серенады девкам под балконом пой, если тебя так распирает. Но я, кажется, догадываюсь, в чем причина…
— Да ну?
— Ну да!
— Оч-ч-ень содержательная у нас с тобой беседа получается! — захохотал Денис. — Да ну, ну да. Это, короче, слушай, тыры-пыры. Как ее там?