Да угадать бы какие — добрые или злые?
Ждет евнух, весь в слух обратясь...
Вот послышалось далеко звяканье мелодичное — или это браслеты на ногах наложниц звенят?.. Нет — то колокольчики серебряные, что к уздечке скакуна подвешены, гремят, дабы все загодя их слышать могли и с пути сворачивать!
«Дзинь-дзинь-дзинь!» — бренчат колокольчики.
О том предупреждая, что то не праздный всадник, а гонец шахский скачет и всяк, кто бы ему ни встретился, хоть простой горожанин, хоть купец, хоть визирь, должны, под страхом смерти, сойти с дороги!
Дзинь-дзинь-дзинь!..
Вдруг стих звон!
Вздохнул облегченно евнух.
Коль не слышно колокольчиков, значит, не проскакал мимо дома его всадник!
Вот уж вошел гонец запыхавшийся. Поклонился:
— Шах наш величайший из великих благословенный Надир Кули Хан, да продлит Аллах годы его, послал меня, дабы вручить подарок сей!..
Да суму заплечную сняв и раскрыв, вытащил и протянул евнуху перстень с алмазом, с руки шахской снятый, на котором имя мудрейшего из мудрых вязью арабской трижды написано!
Нет желанней и ценней того подарка!
Пал ниц Джафар-Сефи, господина своего славя да перстень тот драгоценный целуя!
Значит, угодил он шаху!
И будто гора с плеч долой!..
Вчера лишь он, дабы властелина своего в горе утешить, явил ему наложницу новую, которой тот покуда не видел. И была она красоты невиданной: с лицом, подобным сиянию камней самоцветных, от которого взор отвести нельзя; с талией, что двумя пальцами перехватить можно; с бедрами пышными и изогнутыми, словно луки тугие, тетивой стянутые; с пупком, что способен вместить две унции масел ароматных; с грудью, будто созревший плод; с кожей атласной да чистой, на которой ни единой морщинки или родинки сыскать нельзя, как ни старайся!
Не видел доселе никто такой красоты совершенной!
Но не одной красотой наложница та славна, но тем, что умеет во всяком страсть великую разжечь — ласками своими, голосом, что подобен журчанию горного ручейка и пенью птиц, да ароматами, что тело ее источает!
Ту наложницу Джафар-Сефи средь сотен первых красавиц сыскал, для гарема шахского отобранных, да сам, никому того не доверив, танцам, пению сладостному, речам медовым и премудростям любовным, что сердце шаха воспламенить способны, обучил. Да никому ее до поры до времени не показывал, в покоях тайных пряча! А как время пришло — пред очи шаха явил. Явил да сказал:
— Есть у меня для тебя, господин мой, наложница новая — отрада очей, бутону розы подобная! В целом свете нет ее краше да в любви искусней! Призови ее к себе, и пусть утешит она тебя в горе твоем!