Выстроившись в цепь, они перебежали на соседнюю улицу.
— Туда!
Нырнули, сквозь низкую арку, в проходной двор. Зашли в подъезд. Постучали в дверь.
— Кто там?
— Откройте, Чека!..
Прошли через квартиру на другую сторону, один за другим, сквозь раскрытое окно, пододвинув стул и наступая грязными подошвами на подоконник, попрыгали во двор. Уже особняка. Пригибаясь, побежали к пристройке.
Их никто не заметил. Пьяные анархисты, видно, беспробудно спали. Ежели кто и нес службу, то не здесь, а со стороны парадного входа.
Ткнулись в какую-то дверь. Она была заперта. Пришлось высаживать ее прикладами. Шуметь уже не боялись, потому как с улицы часто загромыхали выстрелы, застрекотали пулеметы, ахнул, рассыпавшись звоном оконного стекла, взрыв...
Отряд пошел в атаку.
— А ну — разом!
Дверь, не выдержав напора, вылетела, причем вместе с косяком. Внутри было темно — двигались на ощупь. Сунулись в какую-то залу, где среди груды сваленной мебели на шикарных диванах спали вповалку пьяные матросы.
Тех, кто потянулся за оружием, закололи штыками, остальных связали друг с дружкой ремнями.
Пошли дале...
Первый этаж миновали благополучно, а вот на втором, на лестнице, навстречу им забухали выстрелы. Кто-то, рядом с Мишелем, ахнув, присел, схватившись за живот. Мишель, повинуясь фронтовым привычкам, упал, пополз в сторону, за выступ лестницы. Выставив вперед винтовку, пальнул несколько раз вверх, в распахнутые двери. Теперь оттуда в любой момент могла вылететь граната, и тогда, на узкой лестнице, их всех посечет осколками.
— Надобно бы вперед! — беспокойно озираясь, сказал Мишель. Да куда там! Латышские стрелки лежали вповалку, прижимая головы к полу. Раненый командир корчился от боли на полу.
Из-за дверей вразнобой, но часто стучали винтовочные и револьверные выстрелы. Патронов у анархистов было вдосталь! И что уж совсем худо — справа деловито, будто швейная машинка «Зингер», застрочил «максим». Видно, его стащили с окна, да развернули к двери, дабы сдержать атаку, идущую с первого этажа.
«Та-та-та-та!..» — беспрерывно, одной длинной очередью, строчил пулемет.
Поверх голов, впиваясь в стены и перила лестницы, раскалывая мраморные балясины, колотили пули, летели во все стороны, осыпая солдат, мраморные осколки.
Ах, как все неудачно вышло-то — всего-то пролет не добежали — на чем первоначальный порыв угас. Теперь всяк станет искать для себя спасения, забиваясь в укрытия, и атака скоро совершенно захлебнется!..
На улице тоже успеха не наблюдалось — судя по залпам, наступающие цепи залегли, посеченные огнем пулеметов. Только броневик, колеся туда-сюда по улице, огрызался, крутя башней и поливая окна дворца из двух своих пулеметов.