— Это который после рынка направо будет? — уточнил Тютёв. Я кивнул. — Шихино он называется.
Тут в трубке опять возник голос, и Тютёв, выслушав, сказал:
— Ага, спасибо, Палыч. На рыбалку-то в прошлый выходной ездил?
Я сидел как на иголках. Время уходило в песок, а Тютёв трепался со своим собеседником о преимуществах рыбной ловли с помощью бредня.
Наконец он положил трубку, и я облегченно вздохнул, но оказалось, что было рано радоваться: просто-напросто собеседник Тютёва («Сосед по лестничной клетке», — пояснил он) переадресовал запрос к участковому нужного района. Данные же за весь город можно попробовать найти в собесе, где должна быть система персонального учета всех инвалидов.
С заведующей собеса Тютёв беседовал столь же обстоятельно, как и со своим соседом. В разговоре всплывали какие-то имена общих знакомых и непонятные мне референции на местные реалии. Я уж было испугался, что шеф местной Профилактики забыл, зачем звонит в собес, но тут он, видимо, узрел мое нетерпеливое ерзанье на стуле и осведомился:
— Слышь, Макаровна, а у тебя там, случайно, не завалялись данные на этих... слепых, немых и глухих? Да? Ну, ты молодца!.. Ладно, короче, сейчас к тебе один молодой человек подойдет... наш сотрудник из Москвы, со спецзаданием работает... — (я мысленно чертыхнулся: не хватало еще только, чтобы он изложил этой Макаровне суть моего «спецзадания») — ... так ты ему дай глянуть в твою картотеку... Не-ет, не бойся: парень он аккуратный... Да-да, через полчасика... Ну, пока...
Бог ты мой, подумал я. Вот что значит — провинция-матушка. Ни факса тут у них нет, ни других современных средств связи. Теперь придется переться на своих двоих в собес, потом — к участковому...
Так оно и вышло.
В итоге, я угрохал на всю эту сложную оперативно-розыскную деятельность уйму времени и получил нужные мне сведения только часа в два дня.
Участковый милиционер района Шихино был занят тем, что чистил выгребную яму в уборной своего дома, расположенного в том же поселке.
— Да, есть такой человек, — сказал он, выслушав меня. — Олег Богданов, семнадцатый дом по Совхозному переулку... Только он не глухонемой, а просто немой, причем не с детства. С детства-то он немного притыренный. А язык у него в прошлом году отнялся. Тут такая история приключилась. Вообще, Олег этот — парень молодой, по-моему, ему ещё восемнадцати нет. Рос без родителей: сначала мать его растила, безотцовщину, а потом и мать куда-то на заработки в дальние края подалась, оставив сыночка на попечение бабки Полины. И еще у Олега сестра была, года на три его старше. Она в вокзальном ресторанчике официанткой подрабатывала. Девка, конечно. видная, не то что Олег... Ну, кто-то на нее глаз и положил. Только по-хорошему не захотели ухаживать, а подкараулили поздно ночью, когда она со смены возвращалась, да и изнасиловали прямо под забором в канаве, недалеко от переезда. И удушили бельевой веревкой... Расследование виновного не выявило, и дело так и висит до сих пор... А Олег от потрясения в одночасье дара речи лишился. Первое время бабка его к врачам водила, но они только руками развели — со временем, говорят, может пройти. А может — и нет... Психологический шок, сказали... А в том году Олег как раз школу закончил с грехом пополам. Работать идти никуда не захотел. Однако ж жить на что-то надо, одной бабкиной пенсии маловато на двоих. Вот он и устроился коров пасти — те, у кого в поселке скотина есть, сбрасываются каждый месяц да платят ему. Небось он и сейчас в поле со скотом гуляет...