— Тогда заходи, — сказал я и снял цепочку.
Дальнейшее произошло очень быстро, и я не успел осознать, что происходит. Только руки мои и тело сработали на полном автомате.
Вместо того чтобы шагнуть в квартиру, Сушняк вдруг прижался к стене и поднял руки вверх, а лестничная площадка мгновенно наполнилась людьми в штатском, которые выскочили отовсюду, как чертики из табакерки, и чей-то властный голос объявил: «Всем стоять! Не двигаться! Руки вверх!»
А прямо передо мной возникла чья-то знакомая долговязая фигура с перекошенным от напряжения лицом, и, не успев сообразить, кто это и зачем, я машинально выкинул вперед руку с зажатой в ней сталью, и фигура, издав хлюпающий вздох, согнулась пополам и стала оседать на бетонный пол.
В следующее мгновение я захлопнул дверь, и один из замков автоматически защелкнулся. Так же автоматически я закрыл и все остальные запоры. Руки были почему-то скользкие и в то же время как бы липкие.
За дверью раздавались крики, эхом отдающиеся от стен и от того неразборчивые.
А потом в дверь посыпались удары.
Я побрел на негнущихся ногах в ванную.
Тщательно закрыл за собой дверь на шпингалет.
Долго разглядывал свои руки, испачканные кровью участкового.
Сознание было странным образом заторможено, но сквозь застилавшую его пелену все настойчивее пробивалась мысль: «Ну, вот и все».
Да, это был конец.
Я ударил Курнявко ножом и, если не убил его сразу, то тяжело ранил. Плюс участие в трафике наркотиков. Плюс все прочие отягчающие обстоятельства. В итоге — остаток жизни предстоит провести в тюрьме.
Тебе это тоже по фигу, Алька?
Наверное, да.
Но почему-то не по фигу сознание того, что я только что лишил жизни человека. В принципе, неплохого человека. Того, кто пытался исполнить свой долг. Того, кто предлагал тебе помощь и пытался вытянуть тебя из все больше засасывавшей тебя ямы.
Так стоит ли жить после этого?
Господи, ну почему все закончилось именно так? Разве с самого моего рождения передо мной лежал только этот путь? Почему я убил себя раньше срока, Господи? И если есть выход из этого тупика, то покажи, как из него можно выбраться!.. Надоумь и направь меня, Господи!..
Я бормотал эти слова в каком-то забытье, в исступлении, и видел, что по моему заросшему щетиной лицу катятся слезы. Страшен, отвратителен и ненавистен был я в тот момент самому себе.
А руки продолжали действовать независимо от меня. Они напустили в ванну воды, открыв до отказа оба крана, и этот шум немного приглушил удары в дверь и крики людей на площадке.
Я содрал с себя все, что на мне было, и плюхнулся в воду.