— Хорошо, сэр.
Холли пошел было прочь, потом снова повернулся:
— Джон, какие последние новости с Кингс-Кросс? Хоть что-нибудь?
Лицо портье помрачнело.
— Последнее, что я слышал, сэр, — восемьдесят три трупа. Когда всех найдут, будет больше сотни. Прямо как на войне. Только это не война, а хладнокровное убийство. Какая злоба — даже хуже. Всех ирландцев надо выслать на родину.
— Да, это хуже, чем злоба, Джон. Гораздо хуже.
Холли глубоко вздохнул и повернулся к своему другу. Как мало люди знают о настоящей злобе!
— Ты ждешь Ронни Перроне?
— Да. Извини, нужно было сказать раньше.
— Полагаю, не для соболезнований.
Холли покачал головой. Его густые рыжеватые волосы редели.
— Нет. Все это мы оставим на завтра. Сегодня другие дела...
— Пользуешься тем, что я оказался в городе?
— Да, если угодно. Слушай, Майкл, пошли наверх. Мы не можем говорить здесь.
Чтобы попасть в коктейль-бар, нужно было подняться по небольшой лестнице. В баре было почти пусто. Не такой был вечер, чтобы приезжать в город или задерживаться после работы. Отблески света на красных, зеленых и желтых бутылках создавали в помещении атмосферу натянутой торжественности. В углу, у окна, смотрящего в сад, сидела средних лет женщина в твидовом костюме, потягивая бренди. Тьма наползала на маленький сад густым сплошным покровом. Бармен медленно поднялся с табурета и неуверенно улыбнулся:
— Рад вас видеть, мистер Холли. Хорошо, когда появляется знакомое лицо.
— Сегодня довольно тихо.
— Да, сэр. Неважный вечер, сэр.
— Да. — Холли сделал паузу. — Сделайте-ка «Гленфиддих» и капельку имбирной.
— Американской, сэр?
— Нет, обычной.
— Конечно, сэр.
Том полуобернулся:
— Майкл, что ты будешь?
— Что? А, сделайте мне кампари с содовой. Без льда.
— Капнуть лимона, сэр?
— Да, спасибо.
Взяв бокалы, они уселись за столик настолько далеко от женщины, насколько позволяла вежливость. Том заметил, что рука его друга слегка дрогнула, когда он ставил свой бокал на стол. Горе... или что-то еще?
Он вспомнил Майкла в МЕКАСе, организованном англичанами Ближневосточном центре арабских исследований. Это было давно, когда школа размещалась в ливанской деревушке Шемлан, в горах Шоуф, поднимающихся над южным Бейрутом. Дни за зубрежкой арабской грамматики, ночи с городскими девушками в тесном кафе Мухтара, прилепившемся на краю высокого утеса, смутные воспоминания о поцелуях и запахе бугенвиллей. «Песни любви и ненависти» на проигрывателе всю ночь, Майкл в неустанных поисках любви или освобождения. Признания, откровения, маленькие, недостроенные убежища, которые каждый человек делает для себя, начало жизни, которая не была жизнью. А на склонах окрестных холмов тьма — тяжелая, напряженная, грязная, насыщенная кровью и смертью.