— Ты всегда был сраным лицемером! «Я католик, я не могу дать тебе развод». А теперь — «ты что, не могла пользоваться контрацептивами?». Какая же ты мерзкая жопа!
Он закрыл глаза. Сцена была до отвращения знакомой.
— Какой у него ресторан?
— Что?
— Какой у него ресторан? Судя по имени, он не итальянец и не китаец. Что-нибудь эдакое стильное? С фальшивыми мраморными колоннами и приглушенным светом? Клиентура из преуспевающих управляющих и их жадных жен?
— Какого хрена, разве это имеет отношение к делу?
— Успокойся, Кэрол. Я хочу знать о твоем замечательном плодовитом другие, твоем последнем приобретении. Об этом человеке, у которого есть то, чего лишено большинство из нас. Он женат? Разведен? У него есть другие дети? Несколько десятков, надо полагать.
Кэрол глубоко вздохнула, подавляя свой гнев.
— Да, — сказала она. — Он разведен. У него двое детей, девочка и мальчик. Пятнадцать и тринадцать лет. Его жена сбежала с одним из их поваров.
— Очевидно, хотела обзавестись личной кухней высокого стандарта.
— Послушай, я пришла сюда не для того, чтобы выслушивать твои гнусные замечания о Саймоне. Он не имеет отношения к этому делу.
— По-моему, как раз наоборот. Полагаю, вы соединялись не один раз... Или это была случайная вспышка страсти, а теперь ты бросилась скликать своих должников?
Кэрол со всей силы влепила ему пощечину. Он не уклонился, хотя ожидал этого и заметил движение. Щеку пронзила боль, но он почти не почувствовал ее. Кэрол давным-давно лишила его способности чувствовать боль. И любовь тоже. И все прочее.
— Не заботься об извинениях, — сказал он.
— Майкл, мне нужен развод. Тогда мы с Саймоном сможем пожениться. Мы обязаны сделать это ради ребенка. И ради детей Саймона. Майкл, по крайней мере подумай о ребенке.
— Я думаю о ребенке. Я всегда буду думать о ребенке. Если ты хочешь развестись, то почему не подашь на развод?
— Все не так просто, ты сам знаешь. Мне нужно твое согласие. Мы жили раздельно больше двух лет. Если ты не возражаешь, мы можем все сделать прямо сейчас.
— Все равно тебе мое согласие не понадобится еще два года. Почему ты не можешь просто подождать? Ребенку все равно.
— Но другим людям не все равно. Мы станем посмешищем.
— Вот оно что. Ты боишься, что люди станут смеяться над тобой и над твоим любовником.
Кэрол снова разозлилась:
— Майкл, почему ты такой мерзавец? Ты даже в Бога не веришь! Тебе-то какая разница?
— Я не могу развестись с тобой, потому что это убьет мою мать. Мой отец мертв, так что, слава Богу, он от всего этого избавлен. Мне нужно думать о своей семье.