— Ты вот так shypyrtykyna[28] на Долгова, что ли, выходишь? — спросил Магдиев.
— Не-а, — почти торжествующе сказал я: похоже, о'генриевски неожиданный финт логики следовало признать вполне удачным: собеседник явно не допирал, к чему я веду. Любил я такие моменты в разговоре. — Я, Танбулат Каримович, потом начал вспоминать все разговоры о национальной гордости татар и о том, что мы должны быть вместе плечом к плечу, — а с разными людьми на эту тему болтать пришлось. И понял, что большей частью этих чуваков не плечо, а задница интересовала. И национальный вопрос почесать для них — как для нормального человека у девушки время спросить. Так что, извините…
— Стоп. Сам извини, dustym. Я правильно понял, ты меня пидором назвал? — вполголоса спросил Магдиев.
Завелся, подумал я с удовольствием, и начал:
— Да нет…
В голове вспыхнуло, а выше колен стало неудобно. Перед глазами мелькнули шторы и почему-то рабочий стол Магдиева, стоявший в дальнему углу. И сразу тупо стукнуло по затылку и крестцу.
Через пару секунд я сообразил, что лежу на полу в двух метрах от переговорного стола. Опрокинутый стул обозначает середину расстояния, отделяющего мое нынешнее местоположение от предыдущего, а Магдиев застыл в той же позе, из которой двинул мне в челюсть, — навалился грудью на стол и тяжело смотрит на мои попытки найти ноги и способ их использовать.
Когда я наконец сел и принялся неумело соображать, что случилось и что теперь делать, Магдиев заговорил:
— Вы, kocheklar[29], совсем нюх потеряли. Не соображаете, с кем говорите и что говорите. Пиздюк ты тупой, журналист. Я к тебе, tege, как к родному, а ты меня с пидором сравниваешь. Видеть тебя не хочу. Пшел вон.
Голова казалась повернутой градусов на тридцать влево, и мучительно хотелось немного поразмышлять над тем, почему я вижу то, что впереди, а не то, что сбоку. Тем не менее я мог бы много чем ответить. Сказать, что Магдиев сам пиздюк, раз не может человека дослушать, и швырнуть ему в лицо снимок, где он с Борисовым обжимается. Докопаться до фразы про родного — типа, ладно хоть милым или противным не назвал. Попытаться въехать Магдиеву в глаз или просто запустить в него стулом. Плюнуть в рожу.
Ничего не вышло. Говорить я временно не мог — во всяком случае, не ощущал себя готовым к этому. Контрудар был вообще утопией круче кампанелловской — подняться я сумел, но сейчас даже себе в живот кулаком не попал бы: удар у Магдиева поставлен со времен работы председателем колхоза «Урняк» Альметьевского района. Его в свое время еле от суда отмазали за искалеченного комбайнера, ударившегося в запой в разгар уборочной. Плюнуть тоже не получилось — губы распухли и онемели. Поэтому я просто махнул рукой, развернулся и поплелся к раскрывшейся двери, в которой застыл офигевший охранник.