— Я кажусь вам смешным? — побледнел Корф.
— Нисколько. Мне просто грустно от безысходности каждого нашего разговора.
— Ах, да, я понял! Бедная овечка! Смиренная жертва из стада Христова! Прекрасная роль, и главное — всегда вызывает сочувствие у окружающих.
— Роль? Какая роль? Я вас не понимаю.
— Глупая роль, которую вы сами себе придумали. Извините Анна, вы хорошая актриса, но только не в жизни.
— Нет, Владимир Иванович, роль — это то, чем заняты вы. Это вы все время играете, потому что боитесь быть самим собой. Разве не потому вы отменили мой отъезд, что хотели оставить меня себе? Только себе. Тому себе, который приходил в мою комнату вот за этим, — Анна решительно подошла к растерявшемуся от ее напора Корфу и поцеловала его в губы.
— Нет! — оттолкнул ее Корф.
— Лжете. Вы опять лжете. Знаете, я совершенно запуталась, и не понимаю, когда вы настоящий и когда вам верить. Скажите, друг вы мне или враг? Я боюсь вас.
— А я вас, — прошептал Корф.
— Почему вы мучаете меня? — Анна уже готова была расплакаться. — Боже мой! Вы это делаете потому… Потому что вы любите меня?!
— Ступайте к себе и выбросьте из головы сентиментальные глупости из французских книжек, — резко оборвал ее Корф, указывая Анне на дверь.
Она вздрогнула и молча вышла из кабинета.
— И не смотрите вы на меня так, — сказал Корф отцу, с сочувствием и жалостью глядевшему на него с портрета. — Довольно вам вмешиваться в мою жизнь! Вы меня оставили, ушли, вы умерли. И не смейте меня осуждать — буду жить, как могу. Как хочу!
Последние слова Владимир произнес, приблизившись к портрету вплотную, затем взял его обеими руками и перевернул лицом к стене.
— Вы чего-то хотели, барин? — тут же раздался голос вездесущей Полины. — Могу я вам чем-нибудь помочь?
Рыжая голова и роскошные плечи девушки заняли весь дверной проем, Владимир изучающе оглядел ее с головы до ног.
— Помочь? Пожалуй. Закрой-ка ты дверь. Да не из коридора, с внутренней стороны. Закрой на ключ и подойди ко мне…
* * *
Вернувшись в комнату, Анна хотела поскорее запереться, чтобы дать волю чувствам, но тут увидела на столе красную розу из оранжереи, полураскрывшийся высокий бутон на крепком длинном стебле. Роза была свежая и такая нежная и ароматная, что у Анны зашлось сердце — значит, Владимир все-таки любит ее. Он побоялся сказать ей об этом прямо, но признался, используя старинный язык цветов и красок. Анна осторожно взяла розу со стола и вдохнула от нее.
— Как бы ни был прекрасен этот цветок, его красота все равно не сравнится с вашей, — раздался от дверей голос Репнина.