— Портной приехали-с, — сообщила Татьяна. — К себе пройдете или здесь разговаривать будете?
— Здесь, конечно, здесь, — воскликнул Забалуев. — Как я могу вести портного в конуру, которую мне отвели в этом доме.
— Что-то у меня голова заболела, — Долгорукая приложила ладонь ко лбу. — Пойду к себе. Верка, помоги мне подняться. Что смотришь, тебе говорю!
— Мне? — растерялась Татьяна. — Таня я, Татьяна.
— Да не все ли равно — девка же. Буду звать тебя девка, если тебе Верка не нравится. Иди сюда и руку подай! Вот так!
Татьяна сглотнула слезы и повела Долгорукую из гостиной.
— Обещание-то свое не забудете, княгинюшка? — Забалуев издалека помахал ей ручкой на прощанье.
— Я не злопамятная, я помню, — кивнула, уходя, Долгорукая.
— Месье Забалуев, — тут же впрыгнул в гостиную ловкий, похожий на стручок, портной. Он был в полосатом жилете под укороченном пиджаком с зауженными рукавами и приталенным силуэтом. И делал в фамилии Забалуева ударение на последний слог — на французский манер. — Будем смотреть журнальчики или сами обскажете мне фасон?
— Журнальчики, конечно же, журнальчики, — Забалуев развалился в кресле, а портной немедленно приспособил у него на коленях замусоленную по уголкам книжицу и принялся перелистывать ее, время от времени тыкая исколотым указательным пальцем то в одну, то в другую картинку.
Забалуев что-то одобрял, на что-то квасился. Хотелось прифасониться, но вместе с тем не опозориться — все-таки он солидный человек в возрасте и положении.
— А что, дружок, может серебряного канту по костюму подпустить?
— Для вас, Ваше сиятельство, — золотого! Золотого, и не меньше! И материала купить наилучшего! — вертелся портной.
— Соображаешь, каналья!
— Чтобы богато было, — кивал портной. — Чтобы в свете не стыдно показаться.
— Вот-вот! Шей, валяй, все равно — женины родственники заплатят, — довольно улыбался Забалуев.
Выбрав фасон, портной принялся снимать с Забалуева мерки, а тот вдохновенно предался пению.
— «Любви утехи длятся миг, а наслажденье помним вечно…»
— Прекрасный тенор, господин Забалуев, — насмешливо сказал Репнин, входя в гостиную. — Удивлен, что вы осчастливили своим присутствием здешние места.
— Из-за Лизоньки, ненаглядной, пришлось переехать сюда, — покосился на него Забалуев. — Она ведь любит есть сладкое, спать на мягком. А мое поместье не очень удобное.
— Мне кажется, господин Забалуев, это вы любите спать на мягком и есть сладкое. И желательно за чужой счет.
— Фи, как пошло и неблагородно! На вас непохоже, князь. Что ты возишься, однако, — прикрикнул Забалуев на портного — он не хотел, чтобы тот присутствовал при разговоре с Репниным. — Хватит меня обмерять, пора уж и за работу.