«Ну вот, приплыли! Интересно, куда я угодил-то? Австрия? Германия? Швеция? — ошарашенно размышлял Бекбулатов, все еще опасавшийся обнаружить свое присутствие, тем более что по обеим сторонам реки степенно, по-европейски, прогуливалась масса народу. — Польша? Лифляндия? Вот последнее было бы неплохо. А вдруг Британия?..»
Насколько он помнил, пейзажи, виденные им непосредственно перед заточением в «мягкую тюрьму», смахивали на Урал или какие-нибудь Саяны, но никак не на Альпы. Получается, что его совершенно незаметно перевезли на пару-другую тысчонок верст? Бред какой-то!
Появляться на люди в незнакомой стране среди бела дня из канализации в неизвестно кому принадлежавшей полувоенной форме, тем более босиком, да еще с немытыми патлами и бородищей до пупа (ну до груди, до груди) было немыслимо. Оставалось, загнав брезгливость поглубже, наблюдать, стараясь не попаться никому на глаза и по возможности определиться хотя бы с местностью. К сожалению, оглушительный звон соборных колоколов не позволял уловить и слова из того, о чем говорили чинно фланирующие взад и вперед аборигены.
Колокольный звон прекратился только после полудня (судя по показаниям «трофейных» часов), но гуляющие и не думали расходиться, наоборот, на площади перед «костелом», как окрестил собор Бекбулатов, сочтя его похожим на виденные в Польше, появились пестрые зонтики уличных кафе, пивных, сосисочных и прочих забегаловок. Глядя на эти храмики чревоугодия, штаб-ротмистр, прислушиваясь к яростному бурчанию в животе, ничуть не обманутом полузабытой уже плиткой шоколада, вынужден был постоянно сглатывать голодную слюну. «А в тюрьме сейчас макароны дают…» — выплыла из неведомых глубин памяти не то цитата, не то услышанная где-то и когда-то шутка. Вообще, Владимир в последнее время часто терялся, иногда вспоминая что-то такое, что никогда не могло с ним происходить. И вообще…
К примеру, аббревиатура «СССР» когда-то, наверное в прошлой жизни, виденная им на металлическом шильдике потайной химической лаборатории в достославном Хоревске, была уже не просто четырьмя ничего не значащими буквами. Теперь Бекбулатов твердо знал, хотя и не понимал откуда, что «СССР» — это «Союз Советских (!) Социалистических (!) Республик», государство «рабочих и крестьян (!)» и «космическая (!)» держава. Более того, при первом же мимолетном воспоминании в голове зазвучала торжественная, несколько напоминающая похоронный марш музыка и слова: «Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки великая Русь…» и еще несколько куплетов подобного рифмованного бреда. Иногда, правда, смысл почему-то неуловимо искажался и тогда уже казалось, что «Союз нерушимый голодных и вшивых…». Сразу всплывали образы какого-то пожилого, рябого и усатого кавказца в белом мундире, похожем на кавалергардский, и с огромными звездами на погонах, ассоциировавшегося со словом «Сталин (?)», мордастого, с азиатчинкой в лице солидного старца с широкими черными бровями и многочисленными наградами. Опять же в виде золотых звездочек с красными колодками на груди («Леня (?)»), интеллигентного лысоватого субъекта в золотых профессорских очках и с родимым пятном на обширной плеши — «Горбач», какого-то «картавого», причем этот был всегда изображен на разноцветных денежных купюрах в профиль… При воспоминании о последнем мысли вдруг перекидывались на водку по три шестьдесят две и четыре двенадцать (интересно, откуда взялись такие цифры, когда высочайше установленная цена на «беленькую» не может подниматься выше пятнадцати рублей за ведро, то есть рубля двадцати пяти копеек за литр?), какую-то «докторскую» колбасу, «копейку», ассоциировавшуюся отнюдь не с мелкой монетой, а с автомобилем, и «общагу»…