Приятели смотрели на него с усмешкой, когда речь заходила об обычных мужских развлечениях, в которых Павел никогда не принимал участия. Рестораны, дачи, шашлыки, девочки. Романы, интрижки… Ему всегда гораздо интереснее было прогуляться с Ритой по городу или банально посидеть вместе и посмотреть телевизор. Поговорить с Ритой или просто помолчать рядом с Ритой.
Все эти долгие годы он был ей верен. И никогда не думал, что в сорок девять лет…
Впрочем, остался верен Рите и до сих пор.
Если, конечно, духовную измену не считать за измену. Если не иметь ввиду то, что все его мысли, все его чувства, все желания — всю его душу заполонила собой она. Валерия…
— Спокойной ночи, — услышал он где-то издалека.
Рита стояла рядом. Наверное, давно уже стояла рядом и смотрела на него. И может быть, не в первый раз желала ему спокойной ночи…
Он поднялся, притянул жену к себе, прикоснулся сомкнутыми губами к прохладной щеке.
— Я думал о тебе, — честно сказал он. — Кстати, двенадцатый час! Где шляется наш оболтус?
— Это очень хорошо, — ответила она невпопад, как ему показалось.
— Что — хорошо?
— Что ты думал обо мне. А наш оболтус, насколько мне не изменяет память, обычно возвращается в первом часу ночи. Так что скоро придет, не переживай.
— Будем надеяться. Кстати, он завтра едет с нами?
— На дачу? Ты ведь знаешь, он никогда не относился к помидорным грядкам с большим энтузиазмом. Это мы, старики, без грядок не можем…
—Ты — не старик. Ты прекрасная, молодая женщина, — искренне возразил он. — Не говори глупостей.
— Прекрасно сохранившаяся, ты хотел сказать. Не молодая, а молодящаяся. Это почти то же самое, что и старик.
Он рассмеялся в ответ. Она была упряма и непоколебима. Она всегда была такой — ее невозможно было переспорить, невозможно ни в чем переубедить. При этом свою правоту Рита доказывала со столь очаровательной детской серьезностью, что даже самые неубедительные и абсурдные аргументы выглядели в ее изложении непреложными истинами. Вот как сейчас.
— Спокойной ночи, Рита.
Он снова притянул ее к себе, почувствовал запах волос, смешавшийся тут же с собственной тоской почему-то иному, и с досадой подумал о том, что теперь у него не запах волос Риты всегда будет ассоциироваться с чувством непроглядной тоски. Тоски по чему-то иному…
И снова — в сотый, в тысячный раз за вечер — он мысленно произнес ее имя: «Валерия». И закрыл глаза, представляя себе ее лицо. Сосредоточился, захотел вдруг сию же минуту услышать ее голос, ее смех, услышал, потому что память хранила эти сокровищ! очень трепетно. Она, как заботливая хозяйка, ухаживала за ними, не позволяя им никогда потускнеть, померкнуть.