Сначала Саакадзе показалось, что он ослышался. Каменные плиты качнулись у него под ногами: что это – недомыслие или предательство?
– «…и посему, за заслуги и верность трону Багратиони, мы благоумыслили восстановить веками освященное право и вернуть неотъемлемую и постоянную собственность, дороги и мосты, законным владетелям – доблестным князьям нашим…»
Едва сдерживая гнев и возмущение, Саакадзе напомнил царю о данной им в Гонио клятве не разрушать ничего из уже созданного.
– Мы соизволили восстановить пошлинные рогатки, ибо большие затраты несут князья, готовясь защитить трон наш от шаха Аббаса; и наше повеление утвердил святой отец.
– Неужели ты, Георгий, надеялся, что князья смирятся с твоим самовольством? – насмешливо спросил Вачнадзе.
– Некоторые князья иначе думают.
– Таких неразумных ты мне, Моурави, не назовешь.
– Неразумных, князь, я тебе не назову… – и вспомнил: «Во всем на меня рассчитывай, если даже придется ущемить мой кисет». Очевидно, Зураб знал. Повеселев, он насмешливо оглядел келью: – Неразумных не назову, а вот верных своему слову, изволь: Мухран-батони, Зураб Эристави, владетели Ксани, Георгий Саакадзе…
– Выходит, собираетесь обогащать нас?
– Вас? Нет, князь Чолокашвили, не вас, а азнауров и глехи непременно. Узнав о ваших домогательствах, мы, полководцы четырех долин, и азнауры Верхней, Средней и Нижней Картли так порешили: если царь уступит вам, то и мы в своих уделах поставим рогатки, дабы взимать с вас, князья, за проезд двойные пошлины. Это вознаградит за убытки, которые нам причиняет бесплатный проезд азнауров и глехи.
До боли сжал Теймураз ручки кресла, ладонью провел по лицу, точно стремясь согнать красные пятна, мысленно воскликнул: «Рок испытывает мое терпение! Но не превратить в прах мои замыслы! „Барс“ дерзнул собрать клику князей, к досаде – наисильнейших! И, пока не выпустил хищник когтей, спеши, Теймураз! Труби в рог тревогу! Немедля обезвредь своенравного дерзателя, подобно вихрю, несущего вред!».
– Сверкнет молния, а за ней другая, третья… Так и за Мухран-батони потянутся князья, – спокойно проговорил Саакадзе, как бы не замечая неудовольствия Теймураза.
– Значит, против всей Кахети замышляете? Не опасно ли?! – захрипел Чолокашвили.
Но царь уже не заботился о рогатках: «Мухран-батони! Такие не смиряются, на троне Багратиони их Кайхосро сидел. Уж не заговор ли? Может, вознамерились Картли отторгнуть? Тогда Саакадзе усилится, снова пешку передвинет к престолу. Возвеселись, Мухрани! А может, возвеселись, Носте? Сам трон узурпирует? И в злодействе ему Мухран-батони помощники! А ослабеет Кахети, вонзят когти в самый Телави! Нет, Саакадзе, не потому, что ты по крови азнаур, а потому, что ты по замыслам „барс“, не по дороге нам! И картлийским князьям ты до поры попутчик. Стрелой ума убью твою надежду! Надо склонить на свою сторону всех могущественных владетелей Картли! Склонить… но чем?! Спеши, Теймураз! Труби в рог тревогу!»