Сквозь предрассветную муть Арчил разглядел приезжего и внезапно закашлялся, чихнул, что-то промычал и все же не расхохотался: «Вот борода! Наверно, сатана в цвет своих рогов окрасил, – иначе откуда такое?! Что? Гость спешит? Должен видеть госпожу Хорешани? Послание от князя Шадимана? Приятную весть услышал начальник охраны раньше госпожи Хорешани. Жаль, неудобно опережать пробуждение солнца, и гонцу следует сначала отдохнуть с дороги, отряхнуть с одежды пыль, а потом проситься в покои замка. Или он думает – у Моурави гонца в конюшне принимают?»
Все больше томился рыжебородый, одна мысль теснилась в голове: вырваться, вырваться скорей!
Лишь после утренней еды лориец был допущен в покои замка… Он было уже отчаялся: может, послание не примут; почему так томят? Правда, вино хорошее принесли, целого барашка, зажаренного на вертеле… Значит, не догадываются, что из Лоре. Может, подарок вынудит жену Саакадзе предложить гонцу погостить в берлоге «барса»? «Тогда, как ястреб, все осмотрю, а пока, как ежа, запертым держат…»
Но тут звякнула задвижка, вошел Арчил с двумя дружинниками и пригласил лорийца следовать за ним… Коридор, поворот, снова темный свод, потом лестница, дверь и… лориец невольно отпрянул: перед ним стоял сам Моурави.
– Вижу, гонец, смутил тебя Георгий Саакадзе?
– Почему смутил? Очень хотел удостоиться тебя увидеть, батоно. Из Гурии никогда не отлучался. Где мог встретить Великого Моурави? Не в замке же светлейшего Мамия Гуриели. Там вход закрыт для простого купца. А теперь счастье улыбнулось, на такой случай даже подарок припас… Вели, батоно, из хурджини достать кальян, завернутый в шелковую шаль…
– Кто тебе сказал, что в кальяне нуждаюсь?..
– Один купец сказал… Знаю, батоно, много у тебя драгоценных кальянов, но купец говорил, этот понравился… только не успел ты купить, будто спешно из Тбилиси ускакал…
– Если правду говоришь – меня хотел повидать, назови купца.
– Гурген, батоно, сын старосты тбилисского майдана… Трудно было уговорить продать мне кальян… Гурген без спора согласился, но как раз черт поставил на пороге лавки старосту… кричать начал: «Мы для Саакадзе ничего не продаем, мы, подданные светлого царя Симона, не хотим радовать отступника…» И еще много нехороших слов, батоно, о тебе говорил… пусть ему язык шакал отгрызет!.. Тут я догадался сказать: для себя покупаю… Заставил поклясться, потом продал…
– А чем ты клялся, гонец?
– Раньше себе потихоньку сказал: «Клянусь для виду», потом громко конем поклялся…
– Увы, гонец, твой конь час назад околел.
Лориец страшно побледнел и некоторое время сидел, выпучив желтые глаза, потом прошептал: