Наконец между двумя курными избами, тесно прижавшимися друг к другу, им преградил путь боярин Юрий Хворостинин. «Негоже посольским людям без должного блеска среди холопов и челядников ходить», – бегло проговорил он по-татарски. Обрадованный Дато сразу засыпал боярина заверениями, что он и Гиви лишь свитские азнауры, назначенные в дорожную охрану отцов церкови. Сошлись быстро на том, что без толмача отныне не будут выходить из подворья. Но Юрий Хворостинин ни словом не обмолвился о своем решении приставить к грузинам дюжих стрельцов для тайного «бережения».
Нетерпение гнало «барсов» на улицу, но на Пушечный двор было еще рано. Тогда отважные «барсы», сопровождаемые толмачом и незаметно следующими за ними караульными стрельцами, стали кружить по Китай-городу, бродящему, как брага в котле. Неугомонность русских пришлась по душе пылкому Дато.
Неумолчный человеческий гомон точно подталкивал их вперед. «Барсы», уже не сопротивляясь, неслись, вертелись, изворачивались. Мелькали каменные лавки Средних рядов, вереницы возов, доверху нагруженных товарами, кади с квасом. Какая-то веревка хлестнула Гиви по носу, какое-то колесо наехало на цаги Дато, какое-то бревно опустилось на спину толмача. Подобно парусам развевались пестрые полотнища бревенчатых лотков, шалашей, стрелецких подлавок, рундуков, набитых сапогами, битой птицей, пищалями, ножами, копьями, конской упряжью. Надрываясь, торжанины зазывали покупателей.
– В Любке деланы юба да штаны атласные, по пять рублев двадцать семь алтын четыре деньги. Наваливайся!
– Рукавицы сытые – полтина! Рукавицы голодные – полтина!
– Эй, красавицы, чулки шелковы – полчетверти рубля! Чулки гарусные – тридцать алтын!
– Кому ожерелье турецкое, без малого два рубля!
– Чуга лисья, краше не найдешь; бери задаром, за десять рублев две гривны!
– У кого голова, покупай град Москва, месяц над тучкою – шапка кумашная.
– А вот полости санные – дни весны обманные; вновь придет зима, покупай – эх-ма!
– Кому товар орешный, луковый, мыльный, белильный?!
– Попона черкасская, дарю за шестьдесят алтын! Проходи, доторгуешься до лопанца!
– Эй, казна поджарая, – вот шуба чубарая! Восемь рублев, гость Киселев!..
Черные двуглавые орлы, пришлепнутые к дверям царских кабаков, словно зазывали присоединиться к пьяным воплям.
Толмач, объяснив грузинам, что кабак есть кружало, ибо в нем народ от зари до зари кружит, усмехнулся и повел их к Фроловскому мосту, перекинутому через глубокий ров, отделяющий Кремль от Китай-города. Здесь по обе стороны моста чинно тянулись бревенчатые лавчонки и ларьки.