Решительно уцепившись за почерневший столб деревянной звонницы в виде гриба, «барсы» чуть не сбили с ног дородистых монахинь, жаривших на выносных очадях блины и оладьи и бойко ими торговавших.
Неожиданно над головами «барсов» рванулись колокола, и они едва успели пригнуться. Чуть не задев Гиви лаптями, над ними, держась за длинную веревку, с хохотом пронесся плосколицый звонарь с язвиной на правой щеке. Долетев до бревенчатой площадки, он ловко перевернулся, вскинул к небу бороденку, задергал четыре веревки, взнуздавшие медные языки, и, подмигивая красно-карим глазом, стал приплясывать в такт трезвону:
– Эй, народ честной, царь-колокол что за колоколишка, погляди-ка на наши колоколища! – И снова, с силой оттолкнувшись, метнулся в полет, а за ним – разноголосый звон.
Но Гиви, успев отскочить, чуть не налетел на божедома, стоявшего перед рядом открытых гробов. Надрываясь, божедом призывал опознать мертвецов, лежавших в гробах, и взывал:
– Будьте жалостливы, подайте милостыню на погребение!
– Знаешь, Дато, – прошептал Гиви, – сколько сам живых ни убивал, а от такого сон можно потерять.
– Бездомные мертвецы страшнее страшного, – вздохнул Дато.
– …и теперь всяк сиротку изо-би-и-и-дит! – вопила над гробом одутловатая женщина в рваном тулупе.
– А вот всякая кислядь! Пирожки с кашей!
– Огурчиков кому? Оближешь – рай увидишь!
– Гуси в гусли, утки в дудки, вороны в коробы, тараканы в барабаны! – приплясывал тут же возле гробов гусляр, распахивая вишневый зипун и подбрасывая черную шапку с пухом.
– Чтоб тебя иссушила скорбь неисцельная! – обрушилась на гусляра старуха, смахивая с себя черную шапку с пухом. – Чтоб тебя сгрызла скудость последняя! – И, не меняя голоса, затянула: – Подай кус Христа ради! Милостыня отверзает врата рая! – Тыкая обрубком пальца на богданов – младенцев-подкидышей, ревущих в стоящих перед ней лукошках, стала злобно в кого-то вглядываться, словно узрела родителей подкидышей: – Каина сын батька, Каина дочь матка, подайте своему дитятке! – И, плюнув кому-то вслед, заголосила: – Сердобольный народ, обернись на горе: босы! наги! не прикрыты ниточкой! Брось в лукошко на пропитание ангелочков, в рождении своем не повинных!
Едва успели «барсы» опустить горсть монет в лукошко, как им прямо в уши загундосили калики перехожие: бродячие слепцы, певцы Лазаря и Алексея-человека божия:
Как во го-o-po-де во Иеру-са-а-л-и-и-ме
Го-о-сподь бо-ог на змия раз-гне-е-ва-а-лся-а…
Откуда-то вынырнул лоточник, заломил шапку набекрень и завертел перед щедрыми чужеземцами сахарных лебедей: